ором. Нет, конечно степень ответственности того или иного решения отличается, и отличается значительно – в этом нет никаких сомнений. Жениться – не жениться, поспать подольше или успеть на работу, купить Мерседес или БМВ, а то и вовсе – продать Родину, или сохранить верность присяги и своим принципам – все это выбор, от которого, возможно, зависит и вся дальнейшая жизнь.
Вот и я сейчас стоял перед выбором – купить два чебурека, или один хот-дог? Цена и у того, и у другого была почти одинаковая – тысяча четыреста за один чебурек, и три пятьсот за хот-дог. В настоящее время определяющим было не только то, что безопаснее для организма, немаловажным было еще и уложиться в бюджет.
Нет, финансовых трудностей я, слава Богу, не испытывал. Ни раньше, когда отдавал долг отечеству, служа в армии. Ни, тем более, теперь, когда меня, комиссованного по ранению майора, пригласил возглавить службу безопасности своего банка мой бывший одноклассник. Чертяка! Он знал, кого брать! Обеспечение безопасности – это именно то, чем я занимался в свое время не только в Союзе, но и в тех странах, о существовании которых большая часть населения и не подозревает. Их и на карте трудно показать пальцем, чтобы не отхватить кусок от соседей – в этом тонком деле иголка нужна. Да и зачем показывать? Сдается мне, лет через двадцать про такие вещи можно будет говорить без опаски, тогда, может, и мемуары напишу.
А сейчас мне предстояло решить более злободневную задачу – два чебурека, или один хот-дог? Оксанка, моя маленькая любимая стервочка, вытащила утром у папки из кармана почти всю наличность, оставив лишь десятитысячную купюру с изображением Красноярской ГЭС, чудом уцелевшую. Наверно потому, что лежала не в бумажнике, а в кармане. Кстати, а ведь многие живут, и не подозревают, что ГЭС на банкноте изображена с косяком! Впрочем, продавцу в ларьке это по барабану. Как и пластиковая карта, на которой деньги-то были. Снять негде.
Раскидав в голове десятку на хот-дог, баночку колы и пачку сигарет LM, я пришел к выводу, что укладываюсь. Еще и на жвачку остается. Какая добрая у меня доченька! Расплатившись, и получив обжигающе горячую булочку с сосиской и обжигающе холодную банку колы, я вернулся в свой «Гелик».
– Евген, – Алексей, сидевший за рулем, указал подбородком на мобилу, забытую мною на торпедо. – Антон Палыч звонил.
– Фа фто ты фофафишь? – ответил я, перемалывая зубами пищу. – И фо он фофел?
– Просил срочно подъехать, – ответил Калачев.
– Фефамифе хеллеф! – выругался я.
Сосиска внутри булочки оказалась прямо-таки раскаленной, и я рисковал сжечь себе внутри все, что можно. Спасти меня мог только глоток ледяной колы, но, чтобы открыть банку нужны обе руки, а во второй как раз и был злополучный хот-дог. Положить его куда-либо я не мог – по булочке уже текла кроваво-красная слеза кетчупа.
Калач, на счастье, понял меня без слов. Ну, на то мы и знакомы уже черт его знает сколько. Отогнув своими мясистыми пальцами чеку, он вскрыл банку, зашипевшею выходящими газами. Сделав несколько глотков, я унял пожар в глотке.
– Чего ждем-то? – поинтересовался я у Лешки. – Поехали.
«Мурзик», свистнув резиной, резво сорвался с места. Боец лихо вывернул руль, и джип, опасно наклонившись, описав дугу прямо перед мордой «Бумера-семерки», взял курс в центр города – туда, где в здании, сохранившимся еще с Екатерининских времен, располагался банк Сохновского.
– Scheisse! – снова выругался я.
Нет, G500 – аппарат весьма неплохой. Недаром столько лет в войсках Германии службу несет. Кто-то скажет – «ха! Да Gelaengewaggen стоит на конвейере всего десять лет с хвостиком, старый добрый УАЗ-469 – и то дольше!». Хренушки! В том виде, в котором он сейчас есть – да, но не стоит забывать про трехосный Mercedes-Benz G4, на котором еще фюрер на парадах разъезжал. Я такой видел в… хотя, лучше лет через двадцать расскажу.
А вот водитель подкачал. Алексей слишком круто заложил вираж, забыв про действие центробежных сил, в результате которых на обивке двери появилась огромная клякса томатного соуса. Но, стоит отдать боксеру должное – движение по центру города всегда отличалось большой плотностью, и сегодняшний день не был исключением, шофер же, однако, умудрялся держать скорость в пределах ста-ста двадцати километров в час, разрезая поток по двойной сплошной.
Долго такое счастье продолжаться не могло, и вскоре в перекрестье прицела попала корма ментовской «девятки». Вконец обнаглев, легавые ехали точно по разделительной полосе, выпуская хвост двойной линии в аккурат под креплением заднего стеклоочистителя. Как назло, и на нашей, и на встречной частях дороги поток шел слишком плотный – не вклиниться. Смачно выругавшись, Калач врубил стробоскопы и утопил клавишу клаксона, закрякавшего спецсигналом.
– Ой, кто-то у меня сейчас догудится, – раздался со стороны «девятки» голос, многократно усиленный мегафоном.
– Ой, кто-то у меня сейчас допиздится, – передразнил
