вращения в сырых ветряных порывах, кому-то из них грозит перспектива задержать дыхание на час, а то и на два. Этого нельзя было допустить – у них был один противогаз на двоих.
Но…
Майкл не волновался по поводу своей безопасности. Любовь игнорируется, поэтому злоба в его организме нарастает и не оставляет места для пустых волнений. Он выжал газ на Апексе до предела, заставил его дреды полыхать в зябком полумраке, а себя заставил пересмотреть свое отношение к тому, о чем думал постоянно, к тому, что делало его слабым, прежде всего, перед самим собой. Эта поездка была вдохновляющей – вдохновляющей по мрачному, заставляющей смотреть по-новому на давно обдуманные вещи.
Он убедил себя, что мысли, переплетенные со связанными с ней чувствами растворятся после успешного ограбления.
Редкие звезды то появлялись, то скрывались в синеватом водовороте туч…
Он был уверен, что кража черепов, олицетворяющая его цинизм, уничтожит последнюю сакральную вещь в его душе.
Осколки былой цивилизации серебрились в лунном свете…
Он убедил себя, что его душа превратится в холодный камень, сквозь который не пробьется ни одна роза…
Сзади пронеслась струйка дыма – Саймон, его верный ориентир, давно превратившийся в холодный камень, курил и явно ни о чем не волновался – расчет в безрассудстве позволял ему парить над этим миром и использовать его пошлые страсти исключительно себе в угоду.
Когда-то он хотел, чтобы в его душе расцвели розы. И когда это произошло, он понял, что не ощущает их запаха, не видит их бутонов – он чувствует исключительно шипы…
Пыльные камни пустоши метались из стороны в сторону от сильного, но, к счастью, безопасного и лишенного ядовитой пыли ветра.
Раз розы только причиняют боль, раз нет возможности узреть их красоту – стало быть, надо их сорвать, превратить землю, на которой они цветут, в каменную пустошь – холодную, но не причиняющую боль – пустошь с мощными ветрами, уничтожающими все светлое, и потому такое чуждое.
Указатель «Грейсайд», изрисованный изображениями половых органов, испоганил тот притягательный мрак ночи, сквозь которую он и его верный ориентир мчались к продаваемой смерти.
Он никогда не будет любить. Он убьет в себе чувства к той самой, чтобы стать угрозой коррумпированному комфорту гриверской знати.
Дороги были неровными, мотоцикл постоянно трясло. После особенно сильной встряски Майкл услышал особенно недовольный голос Саймона:
– Дороги – это артерии, вены государства. А здесь вены, как у суицидника-неудачника.
«Мило» – подумал Майкл, чуть сбавив скорость, после чего опять вернулся к своим рассуждениям.
Он никогда не будет любить – его сущность будет одержима только разумной ненавистью, безрассудной злобой – поскольку лишь ненависть может уничтожить пред собой любые преграды. Возможно, его
