рано или поздно, а потом разводятся. Ну, нет у меня денег, и не будет. Лично я ничего здесь не потеряю. Потому что мне, как гегемону, терять нечего, кроме родненького моего самсунчика. А вот если моя Прелесть сломалась, я отравлюсь, право слово. Или повешусь. Или с крыши сброшусь.
Хвала материализму и Карлу Марксу, его апостолу, детище продвинутого капитализма оказалось целым. Мало того, экран засветился, радуя майкрософтовским четырехлистником. А затем вспыхнула надпись:
«Начало отправления через десять секунд. Место встречи: трасса Р1**, 103 километр.
И компас появился со стрелочкой. Сначала я просто пялилась в экран. В голове полный разброд и шатание. Куда отправление? Зачем? А может, мне теперь уже интересно стало дамой замужней побыть. Прикольно ведь. Если же пойдет что не так, всегда развестись можно. А тут на ночь глядя в дебри дремучие. По-настоящему дремучие. Ельник частый такой. Да все вкривь да вкось: живое с мертвым перемежается. Стволы голые, темные, а под ногами сплошной бурелом. Причем чем дальше, тем хуже.
Все мои сомнения, как птицы-синицы, разлетелись, как только за спиной крики парней раздались. Я ломанулась в чащу. Сработал синдром преследуемого.
Мчалась я, как никогда в жизни: где лихо перепрыгивала через сухостой, где подныривала, где оббегала по дуге. Но Прелесть свою из рук не выпускала и крепко прижимала к груди. «Через пару часов я буду в своей общаге. У меня будет день рождения. А завтра я пойду на экзамен. Все будет как прежде… Через пару часов я буду в своей общаге. У меня будет день рождения…», – я твердила это, как мантру, снова и снова. Это стало моей речевкой. Она помогала мне держать темп.
Темнело нереально быстро, и все же темнота не мешала. Наоборот, зрение даже лучше сделалось. Обычно оно у меня не очень, но я упорно очки не ношу. Не хочу очкариком слыть. А линзы – накладно. Это вносило некоторое неудобство в мою жизнь. А тут исчезло оно – неудобство это. Деревья, валежник, слежавшаяся хвоя под ногами стали испускать голубоватый свет. Может, краски и померкли, зато все видно: даже букашек-таракашек под ногами.
А еще я осознала удивительную вещь: мои ноги обрели упругую легкость, а грудная клетка с наслаждением впускала и выпускала чудные ароматы леса. Оказывается, я классно бегаю. И прыгаю. Я лихо перелетела через один холмик, второй, третий. Потом, когда крестики появились, поняла – на кладбище я. И крики за спиной смолкли давно. Отняла свою Прелесть от груди, глянула, а экран темный такой. Попробовала включить: не включается. Наверное, аккумулятор выдохся. Темп я сбавила. Иду, оглядываюсь. И мне все жутче и жутче становится.
Кладбище. Реально кладбище!
Тут сова как ухнет. Волк где-то завыл. И под ногами зашевелилось. Ох, нехорошо зашевелилось… Взвизгнув, я рванула, аки лось, ног под собой не чуя, к просвету между деревьев.
Выскочила я на дорогу. Отдышаться не могу. Сердце так стучит, что разорваться готово. В горле привкус крови противный. В членах дрожь. Сесть бы прямо на дорогу, да Иван Палыч, наш физрук, не разрешал никогда подобного делать.
