к рабочему кружку «Красный путиловец» и восстановили в ЛАПП, что было для нее уже важно. Как ни любила Ольга поэзию Ахматовой, как ни читала, ни перечитывала Пастернака, Мандельштама и Ходасевича, – стихи для нее оставались стихами, а жизнь жизнью. И она выбрала советскую жизнь с энтузиазмом и верой в коммунизм. «Мы активно, страстно, как-то очень лично жили тогда всей политической жизнью страны, – писала она спустя годы в предисловии к сборнику стихов Бориса Корнилова, – всеми событиями в партии и так же активно и лично жили жизнью и событиями современной нам поэзии. А этих событий было в те годы много. Почти каждое из них волновало нас и вызывало споры, находило противников и последователей… Да, было много у нас тогда лишнего – был и догматизм, и чрезмерная прямолинейность, и ошибочные увлечения (так, кое-кто в “Смене”, “рассудку вопреки”, продолжал предпочитать акмеистов), – я не хочу идеализировать даже любимую молодость нашу, но не было одного: равнодушия. И к стихам своих сверстников и однокашников не были мы равнодушны. …И вот все это вместе нераздельно и прекрасно слитое – искусство и жизнь – и формировало, как и других, поэта Бориса Корнилова и откладывалось в его стихах».
Белокрылая жена
Борис Корнилов вошел в ее жизнь, когда она еще только начинала осознавать себя поэтом, а он уже точно знал, что он – поэт настоящий.
Мужчины вспоминали о золотоволосой, очень красивой девушке. «Тонкоплечая», – говорил о ней Николай Тихонов.
«…С золотисто-льняной челкой, выбивавшейся из-под красного платка, с золотисто-матовым румянцем», – писал друг юности Лев Левин[12].
А рядом с ней «коренастый парень, – таким увидела его Ольга, – с немного нависшими веками над темными, калмыцкого вида глазами» – Борис Корнилов.
Они были вместе всего два года, но имена их и судьбы оказались связаны навсегда.
Почему именно Корнилов встал рядом с Ольгой, хотя вокруг было много молодых талантливых юношей, которые ухаживали за светловолосой красавицей?
«Борис Корнилов был самым ярким из всей группы, – вспоминал Гор. – Его голосом разговаривало с читателем время, разговаривал комсомол, словно этот окончивший деревенскую школу паренек вобрал в себя и окрасил собой все, что так легко и непринужденно ложилось в его строки и строфы…
Борис Корнилов нисколько не ценил ни себя, ни свое время, которое лихо тратил на ресторанную одурь, на встречи со случайными, липнувшими к нему и к его похмелью людьми, и было непостижимо, когда и как он успевал так хорошо и много писать»[13].
Девятнадцатилетний Корнилов был уже сложившимся человеком и хорошо знал, чего хочет. То же произошло и в его отношении к Ольге: он почти сразу влюбился и стал добиваться ее.
Ей семнадцать, ему девятнадцать. «Борис, весь содрогавшийся от страсти, сжав и целуя меня, – шептал: “Моя?.. Моя?.. Хочешь быть моей? Только моей, а я – только твоим? …? И я сказала – “да, хочу” …а он, впившись мне в губы, рукой
