событий как в стране, так и в семье. Не все смогли вынести главные вызовы времени. Под грузом испытаний распалась семья Либединских. Но эта история – впереди.
«Республика, работа и любовь…»
Есть блуд труда, и он у нас в крови…
1929 год был объявлен в СССР годом Великого перелома. И жизнь Ольги Берггольц переломилась вместе со страной. Всё дальше уходит она от семейной «обывательщины», от Бориса Корнилова. Все ближе ей энтузиазм строек, о которых каждый день говорят газетные заголовки. Теперь для нее несомненный авторитет – Юрий Либединский. В дневнике она отмечает противоречия эпохи, но мгновенно находит объяснение своим сомнениям, которое ей подсказывают старшие, более опытные товарищи. «Пятилетка – и почти голод. Коллективизация – и расправа с хлебозаготовителями. Но последнее объяснимо. Надо читать газеты. Надо не поддаваться стонам Ахматовой и др. Надо работать и писать о работе, трудностях и радости нашей стройки».
Ритм истории и ритм собственной судьбы ложится как строки стихов. Юность страны рифмуется с собственной юностью и завораживает целое поколение. Это они – строители новой жизни, и они вынесут любые испытания. Раз им не повезло отличиться на Гражданской войне, они совершат рывок, который приведет всю страну к счастью. Главное, чтобы не мешали враги.
И страна превращается в огромную стройку, где все радости прежней жизни объявляются обывательскими, нэпмановскими или кулацкими. В обстановке всеобщего энтузиазма Ольга все больше тяготится безалаберным и пьющим мужем.
Она учится в Государственном институте истории искусств. «Это было очень колоритное учреждение, – вспоминала она, – там учились в основном нэпманские сынки и дочечки, затем какие-то студенты-волосатики, главным образом “убежденные идеалисты”, “философские интуитивисты”, поклонники Лосского, Бергсона и, конечно, Фрейда… Нас, комсомольцев, в ГИИ было очень мало, и мы приняли на себя всю, так сказать, тяжесть борьбы с “накипью нэпа”». Потом Ольга уже говорила об этом «колоритном» учреждении по-другому, отдавая должное талантливым людям, которые ее окружали. «Шкловский вообще говорил о чем придется, главным образом о кино, о гениальности Эйзенштейна, Пудовкина, выпускавших тогда одну картину за другой. Шкловский начинал свои лекции словами: “Знаете, что я вам скажу…” – и говорил так, что мы теряли смысл начала речи, когда приближался ее конец, потому что были опьянены ее великолепным содержанием», – писала Ольга в автобиографии.
После расформирования института как не соответствующего новой идеологии всех комсомольцев, в том числе и ее, перевели на филологический факультет Ленинградского университета, где она встретила начинающего студента-словесника Николая Молчанова.
Он с первого взгляда ей понравился. Молчанов отвечал всем ее представлениям об идеальном советском человеке. Он был аскетичный, честный, порядочный и настоящий комсомолец. Именно такого мужчину
