никуда от нас не отворачивалась, история наша деликатно, одним только именем старинным, напоминает о себе и своих древних правилах. Не слышим, – писал С.А. Панкратов. – Вот Дмитрий Балашов и стал умным посредником между нашим беспамятством и нашим же собственным прошлым, в котором страна богатела и расширялась, обрастала деловым людом».
Посредничество это Дмитрий Михайлович осуществлял, пропуская через свои руки самые разнообразные народные умения и мастеровитость.
Еще в Петрозаводске многие гости его дома, стоящего позади Онежского завода, поражались мебели, сделанной его руками, украшенной высокохудожественной резьбой.
Неудивительно поэтому, что очень скоро Чеболакша для кандидата филологических наук, писателя Балашова утратила дачное назначение и превратилась в место, где он решается, подобно своему герою ратнику Федору, подобно тысячам и миллионам русских мужиков, поднять свой дом.
В 1973 году Дмитрий Михайлович купил за двести рублей двухэтажный дом в деревне Павловица и перевез его плотом через озеро в Чеболакшу. Здесь он и поставил его с помощью Степана Тимофеевича Михалкина.
Свой дом на чеболакшской земле…
И, конечно же, как вспоминал С.А. Панкратов, очень странно «было видеть на берегу Онежского озера невысокого мужичка в старинной русской косоворотке, плисовых шароварах и сапогах, без запинки говорящего на языке наших праотцов, – ни дать ни взять – кадры из фантастического фильма о пришельце из прошлого»…
Но если институтские сотрудники, коллеги из Союза писателей, чеболакшские соседи с определенной иронией, как некий маскарад, воспринимали русскую одежду Балашова, то его русская сельская жизнь – Балашов завел в Чеболакше настоящее, с коровой, с лошадью (купил ее у цыган), с телятами, с овцами, крестьянское хозяйство, четырнадцать, как он шутил, хвостов! – приводила всех в полнейшее изумление, и каждый стремился объяснить ее в меру своего миропонимания…
Люди попроще считали, что Балашов стремиться и саму свою жизнь «устроить по-историческому», люди посложнее объясняли, что «личный физический труд позволял Балашову пропускать через себя личную роль многих русских людей, живших задолго до него».
«К правде он стремился всегда… – утверждал В.Р. Башинский. – Бытовые подробности он проверял и утверждал своей жизнью в маленькой лесной деревне Чоболакша на берегу Онежского озера… Если кто-то в его рассказах пахал плугом поле, косил сено, скакал на коне, строил избу, то все это он делал и переживал сам. Он жил в своем любимом XIV веке!»
Самому Балашову времени для объяснений уже не оставалось.
Пришло время вершинных свершений его и как писателя, и как фольклориста. Ошеломительным был успех первых романов нового цикла..
Превращение Балашова в прославленного романиста, конечно, имело и существенное материальное подтверждение.
Появились деньги.
А в
