по этому поводу, а тут же стремились эту мысль претворить в дело.
Произошел переход от общества, которое могло только плакать, стонать и разбегаться при подходе сильного врага, к обществу, которое вдруг охрабрело и вдруг объединилось. Попробуйте просто читать летописи как перечни поступков: ну, ссорятся князья друг с другом, кто-то на кого-то доносит, и вроде бы все это продолжается и кажется уже неизменным. Но если при чтении вникнуть в суть позиций сторон, убедитесь, что вечная борьба эта неожиданно приобрела совершенно иной характер.
Вдруг прямые потомки издавна враждующих родов стали вести борьбу не за лучший кусок, а за то, кто объединит Волго-Окское междуречье, чтобы возглавить сильное и активное государство с наступательной политикой. И бешеная борьба Твери с Москвой шла вовсе не из-за местных интересов. Это была именно борьба за Великий Стол. Так я и назвал свою вторую книгу по истории Московской Руси»…
Конечно же, это и было рождением эпоса, о котором столько думал Балашов фольклорист.
Интересно, что и сам Балашов тоже ощущает себя в это время эпическим персонажем, не очень-то и соразмеряя свои реальные силы с реальными проблемами…
Глава шестая
Государи московские
Паши, сей и мели зерно, это святая работа, и в ней одной уже – оправдание жизни твоей. А ежели ты возможешь иное, делай тоже, но не гордись, не возвышай себя над пахарем. Засевай ниву душ человеческих, созидай и твори и знай, что ты мелешь зерно. Созидай труд рук твоих с усилием разума, и если слишком легок твой труд, усилься и делай больше, ибо несть веры тому, кто лукавит в работе своей.
1. Письмо Д.М. Балашова о жизни в неперспективной Чеболакше. 2. «Государи московские». Ощущение немереной силы. 3. Былинные битвы 4. Битвы в Чеболакше. 5. Божье чудо романов Балашова 6. Роман «Симеон Гордый» 7. Семья Балашова. 8. Разрыв с Влазневой. Стихотворение. 9. Пожар
Быть может, и превратилась бы Чеболакша в нечто подобное Михайловскому, Спасскому-Лутовинову, Ясной Поляне, но шли семидесятые, и вчерашние шестидесятники, отчаявшись дождаться возвращения комиссаров в пыльных шлемах, потащили страну в гигантоманию великих строек, в русофобские, человеконенавистнические кампании неперспективных русских деревень.
«Письмо это пишу при свечах в деревне Чеболакше Кондопожского района Карелии, – свидетельствует из тех лет сам Дмитрий Михайлович[84]. – Свет у нас отключили три месяца назад, до того он едва горел – линию к нам не чинили с тех пор, как она была поставлена. Столбы подгнили, падают, «тяжелое дело», говорят в округе. Надо ставить бетонные опоры, пасынки, т. е. капитально ремонтировать около восьми километров передачи. Деревня маленькая, зимою в глухую пору здесь остается одиннадцать жителей. В основном это старики, которых лишили возможности посидеть у телевизора, лишили возможности выйти в сени и хлев без риска оступиться и упасть. С керосиновой
ГАНПИНО. Ф. 8107, o. 1 д. 621.
