Такие комплименты в устах Клер были большой редкостью.
Главная мысль Кракауэра состояла в том, что немцы времен Гитлера чокнулись под воздействием кино. После окончания Первой мировой войны страну, придавленную поражением, затопил поток фильмов, которые действовали на уязвленную психику как болезнетворные микробы. Начать с «Кабинета доктора Калигари»[117] – фильма о безумии и убийстве, где отсутствовали всякие границы между здравомыслием и сумасшествием. Получивший всемирное признание и отнесенный к высокому искусству, он вместе с множеством других питал немецкое подсознание нездоровыми персонажами вроде оборотней, черных магов, вампиров. Кроме того, фильмы этого периода навязчиво возвращались к гипнозу. Снова и снова на экране появлялись сумасшедшие доктора и изощренные преступники, которые погружали беспомощных жертв в гипнотический сон и заставляли их совершать отвратительные вещи. Несомненное предчувствие нацизма – считал профессор Кракауэр. Такие фильмы отравили душу нации образами одержимой злом силы. Наконец появился Der Führer[118], который, как и злобный гипнотизер Калигари, околдовал публику и превратил ее в армию зомби-убийц.
Клер нравилась эта мысль. Она полагала, что этим воздается должное странному психологическому влиянию кинематографа на современный мир, его необычайной способности очаровывать и прельщать. Она верила, что Кракауэр сражается за глубоко этическое объяснение этого влияния. Я видел, как она однажды набросилась на кого-то, кто осмелился назвать достоинства книги Кракауэра несколько преувеличенными. «Как можно преувеличивать опасность мышьяка?» – в штыки встретила она это утверждение. Но вот теперь она сидит тихоня тихоней, а какой-то наглый иностранец поливает грязью работу, которой она от души восхищается.
Что же тут происходит?
В ответ на замечание Юргена относительно евреев Клер только улыбнулась (правда, не без горечи) и сказала:
– Ну, это вам лучше обсудить с Чипси. Он лучше меня знает. Что скажешь, Чипси? Ваши финансируют профессора Кракауэра?
Чипси, раскрасневшийся от выпитого, испустил смешок, отводя вопрос Клер.
– Кларисса, я не понимаю ни слова из того, что пишет этот человек. К тому же все, о чем вы говорите – а ты, дорогая, говоришь об этом так замечательно, – седая древность. Моя жизнь, чтобы ты знала, целиком принадлежит созидательному настоящему. Вы не согласны, Юрген? Искусство не должно ограничивать себя рамками чисто политической злободневности.
Чипси, как никто другой, умел накачивать разговор бессмысленностями. Его стараниями беседа несколько минут шла ни о чем, а потом снова произошла заминка. Клер вернулась к книге Кракауэра, стараясь в тех же тактичных тонах растолковать о ней кое-что. Юрген довольно непринужденно прервал ее вопросом:
– Ну а, скажем, фон Кастел? Он-то как подходит к вашей теории?
Клер на мгновение замолчала.
– Кто? – переспросила она.
– Касл, если вам так
Фюрер
