Разговоры о женитьбе для меня пусты и бессмысленны, – та единственная женщина, которой я готов посвятить всего себя, ждет меня дома.
8
Смерть прозаична. Независимо от причины. Даже героическая смерть на глазах сотен людей и во имя этих людей, всего лишь переход человеческого тела из одного состояния в другое. И при этом восхищенные поступком люди поют хвалу умершему, поэты, не отходя от могилы, слагают стихи, похожие на песни, – и все с затаенной радостью думают, что это не их тело сейчас лежит в земле. И пусть они не совершили подвиг, воспевающий героя в веках, – он там, а они здесь.
А уж одинокая смерть, когда ты один на один с вечностью, проста и незатейлива – как бы человек не хотел жить, он ничего не может сделать против тех обстоятельств, которые приводят к смерти. И в этой безысходности самая главная простота. Осознание наступающей смерти успокаивает больше, чем десять психотерапевтов, пытающихся вылечить танатофобию. Примирившись с действительностью, умирающий приходит в согласие с собой, и на лице его застывает умиротворенное выражение.
Мгновенная смерть, когда человек даже не успевает понять, что произошло, тоже достаточно прозаична. Вдруг жизнедеятельность организма прекращается, и за те несколько секунд, пока еще продолжаются мыслительные процессы в головном мозгу, человек только успевает удивиться. Иногда успевает испугаться, но редко и, как правило, пугается не смерти, а неожиданной ситуации, что возникла перед ним. Это выражение лица мне больше всего нравится: в открытых глазах легко читается вопрос – и что же это за хренотень такая? И почему вдруг боль, когда в моей жизни все так прекрасно?
Смотреть в такие глаза я могу долго, они, как мерцающий огонек свечи, завораживают.
И совершенно отвратительно, когда смерть приходит в мучениях. Довольно неприятно видеть искаженное болью лицо и в глазах мольба к смерти, чтобы избавление пришло как можно быстрее. Прекрасно, что такое я видел только несколько раз. И мне не хочется увидеть это снова.
Размышляя о прозаичности смерти, я сижу в своей комнате, освещенной одинокой свечой, и рисую.
Рисую, конечно же, её. Мое видение, что когда-то было прекрасной женщиной. Я все помню, – я вглядываюсь в то, как она двигается, и не верю, что это моя безумная бессонница.
Моё безумно обожаемое отсутствие сна.
Я не сплю, и в этом вижу свое предназначение.
Я помню, и в этом истина.
Карандаш в последний раз касается бумаги, и – я вглядываюсь в прекрасный лик, подмигивающий мне. Она в движении. Чуть улыбаясь, она слегка касается рукой своей щеки, словно вспоминая, как я целовал её. И мне показывает место, как будто приглашает повторить. Игриво правым глазом подмигивает, и, взмахнув своею головой, отбрасывает волосы назад.
Я счастлив.
Время для меня застыло ночною темнотой, что бесконечна – когда увижу солнце, я прокляну его.
Смерть ужасно и безысходно прозаична. Особенно для тех, кто любит. Я не могу принять абсолютное отсутствие возлюбленной.
