обстановке сверкающего белизной кафеля и запаха лекарств, я говорю женщине, чтобы она расстегнула халат и легла на кушетку. Увидев, что на ней бюстгальтер, я показываю на него, говоря, что это надо снять. На её лице отражается легкое удивление, но она, тем не менее, подчиняется, – закинув руки за спину, она расстегивает и снимает эту деталь одежды.
Сев рядом на стул, я протягиваю руки и сжимаю с двух сторон большими и указательными пальцами обеих рук правую молочную железу. Между этими четырьмя точками, как в перекрестие прицела – раковые клетки. Именно они – мишень. Их очень мало, что значительно облегчает мой труд, – и для меня легко, и женщина почти ничего не почувствует.
Я сам не до конца понимаю природу моей силы, но с точки зрения полученного образования, представляю себе это так. Я создаю некое мощное биологическое поле, разрушающее патологический очаг, который может привести к медленной смерти человека. Я не знаю, какова природа этого поля, но так ли уж это важно. Главное, что я могу избавить человека от смерти. Может, данная мне сила заставляет организм больного человека напрячь свои защитные механизмы, тем самым, избавляя его от болезни. А, может, все не так, и у меня есть какая-то божественная сила, неподвластная человеческому разуму. Не суть, как я это делаю, и как это работает, главное, что я вижу, как раковые клетки в молочной железе женщины, только что активно делившиеся, начинают гибнуть.
Я слышу, как женщина говорит настороженным голосом:
– Доктор, вообще-то, у меня холецистит.
В голосе странные нотки, я понимаю, о чем она сейчас думает, я вижу глаза, в которых удивление сменяется на подозрение, но это уже не важно. Дело сделано.
Я убираю руки с молочной железы и встаю со стула. Задумчиво глядя в окно и, словно не замечая, как женщина, вскочив с кушетки, суетливо запахивает халат, я говорю:
– Практически у всех взрослых людей в той или иной степени выраженности есть холецистит и от этого редко кто умирает.
Повернувшись, я ухожу. Я знаю, что она думает о том, что минимум доктор странный, а максимум – озабоченный. Мне все равно. Теперь я уверен, что она не умрет через двести сорок три дня, и будет жить достаточно долго.
И еще. Я не уверен, что принял правильное решение. Впрочем, как всегда, сделав дело, я сомневаюсь в правильности содеянного. Я изменил будущее, которое случилось бы в микрокосме этой женщины, а, значит, я вторгся в дела Божьи. Может, я всё делаю не так, как надо, и мне только кажется, что я несу людям благо?
В ординаторской я взял историю болезни и написал стандартный дневник с назначениями, – бумага все стерпит, и ненаписанную правду, и осознанную ложь. История болезни уйдет в архив и через определенный промежуток времени будет уничтожена, вместе со скрываемыми мыслями и эмоциями, с неописанными манипуляциями и процедурами.
Лариса, врач отделения, позвала меня покурить. Я, чтобы отвлечься, согласился, хотя и не курю. Мы идем в закрытый для прохода лестничный пролет, который все используют как место для курения.
Затянувшись
