ощутить этот мир, представляя себе другие.
Игра начинается там, где он узнает себя.
Закрывает дверь спальни в одну из жизней, потому что их слишком много.
Мама кричит, чтобы он одевался. Он с негодованием встает, несомый двигателем своего сердца.
Тирания школы.
Шорох тостов и царапанье масла.
Чайник, высылающий в мир призраков.
Он кладет ноги на спину собаки, лежащей под столом. Собака не шевельнется, пока время от времени ей перепадают корочки или кусочки колбасы.
Еще рано, но отец уже выехал в поле на тракторе.
Школьный коридор пахнет молоком и пальто. Слышно, как снимают ботинки. Иногда с ними слезают и носки. Как дети, не хотят уходить из дома.
Страх потеряться.
Страх, который никогда не уходит, который нельзя рассеять.
Потом звонок и перекличка по списку. Себастьян знает его наизусть и шепчет в постели, как молитву в скобках. Парты открываются и закрываются, как рты. На спинке стула впереди нацарапаны послания. Он чувствует, как несчастлива учительница. Это ясно по тому, как она стоит, как двигается, по ее волосам, по одежде.
Когда-нибудь урок закончится. Звонок знаменует славу, свободу, нечто, до чего нужно добежать. Себастьян сможет пойти домой и сесть за стол, и ему ничего не надо будет делать. Сможет уйти в лес искать животных. Сможет навестить скелет и побарабанить по его твердой шкуре.
Сможет достать свой поезд из ЛЕГО и уложить под него рабочих, чтобы чинили двигатель. Сможет задернуть занавески и зажечь в носке фонарик. По железнодорожному депо разливается лунный свет. Пластмассовые человечки идут домой к горячему пластмассовому ужину. Быстро идут, чтобы не замерзнуть.
Они как мы, только меньше. Как мы: мелочи по карманам, и настроение то хорошее, то дурное, и внезапные мгновения любви и жестокости. Они зевают. Они тоже лежат без сна, не могут заснуть, заново прокручивают ссоры или разрываются от желания. Они рожают пластмассовых детей, чьи отцы работают в депо. Поезд надо чинить даже ночью.
Никто не знает, почему он сломался в полночь на Северном полюсе. Возможно, до ужина случится чудо, и семья Хейли не замерзнет в арктической тундре из белой простыни с озером алюминиевой фольги.
Себастьян выглядывает из окна класса. Учительница говорит, но так ничего и не скажет. Ее сердце спит. Его сердце спит. Сердца детей спят и ничего не запомнят.
Себастьян представляет себя в черной металлической скорлупе, своем доме-скелете – доме, который скоро будет их общим. Он сидит на тяжелом сиденье, где сидели древние отцы, когда огромный скелет летал. Себастьян знает это из старых фильмов. Он видел такие в воздухе. Когда мир был серым. Мужчины, которые летали на его скелете, носили маски. Он слышал, как они дышат.
То была не Франция Себастьяна, не страна бриошей и бесконечной школы, летних поездок на ветреный пляж в доме на колесах, то была страна грязи, женщин в фартуках, смотрящих
