созданный, чтобы разрывать плоть про́клятых и губить их дни, как будут погублены и твои.
Наконец, она выпустила мою руку, почти швырнув ее мне.
Пока я на ощупь вкладывал кинжал обратно в ножны, Фурия созерцала паутину нашей смешавшейся крови, почти полностью покрывавшую ее грудь, словно понимала смысл этого узора. Тяжелая капля собралась возле выпуклого утолщения ее соска – моя или ее, кто мог разобрать?
– Вся твоя жизнь будет смертью того, что ты любишь, – сказала она.
Пав духом так, как редко случалось в моей жизни, я неловко встал. То была не просто сага-пророчица. То была настоящая стрига.
– Женщина, ты наложила на меня чары? – спросил я, стыдясь своего дрожащего голоса.
– У меня есть то, что мне нужно. Доброго дня тебе, сенатор.
Я пошарил под тогой, пытаясь вытащить несколько монет из кошелька, и в конце концов швырнул ей весь кошелек. Она не подняла его, а посмотрела на меня со своей насмешливой улыбкой.
– Возвращайся в любое время, сенатор.
Споткнувшись, я шагнул к занавеске, но едва ухватился за нее, женщина сказала:
– Еще одно, сенатор Метелл.
Я повернулся.
– Что такое, ведьма?
– Ты будешь жить долго, очень долго. И будешь жалеть, что не умер молодым.
Шатаясь, я вышел из палатки на свет дня, который больше не был благодатным. И всю дорогу до дома прохожие избегали меня, как человека, несущего какую-то смертельную заразу.
Глава 5
Ближе к вечеру я оставил позади почти все свои страхи и недоумевал, что же произошло. И произошло ли вообще что-нибудь. Я слегка стыдился себя, запаниковавшего, словно деревенщина, из-за слов сельской пророчицы. Да и что она такого сказала? Просто чепуху, которой мошенники всегда обманывают легковерных простофиль. Я буду жить долго, очень долго, вот как? Достаточно безопасное предсказание, ведь я определенно не смогу обличить ее, если оно окажется лживым.
Потом я вспомнил густые, удушающие пары в первой палатке. Та женщина, Белла, наверняка жгла коноплю, дурман и маковый сок, чтобы обработать своих жертв. Я находился под влиянием этих вызывающих видения веществ, когда искал Фурию. Так я утешил себя и залечил свою раненую гордость.
Гермес вошел, когда я перевязывал себе руку.
– Что случилось?
– Порезался, когда брился. Почему ты так долго? Дом Луция Цезаря не так уж далеко отсюда.
– Я заблудился.
Это была откровенная ложь, но я решил не обращать на нее внимания.
– Как бы то ни было, Юлия дома и посылает тебе это.
Мой раб протянул мне свернутый папирус, и я взял его, велев:
– Принеси мне что-нибудь поесть, а потом собери мои банные принадлежности.
Гермес отправился на кухню и вернулся несколько минут спустя с подносом, на котором лежали хлеб и
