Арбат, нашли у ларька пьяницу, кандидата на такой же конец в трущобе, и за бутылку водки он им вынес, поднёс и упаковал драгоценный благоухающий груз.
При этом, таща труп своего возможного собутыльника за ноги, неунывающий HOMO SAPIENS пел во всё горло: « …в бою не сдаёётся наш гордый «Варяг», пощады никтоо не желаает …».
Разве можно победить такой народ!
В доме 12 по Cуворовскому бульвару со стороны Калашного переулка на последнем этаже был вход на чердак со слуховым окном, выходящим точно на окна японского посольства на противоположной стороне улицы.
Подивилась его необычной чистоте, отремонтированным стенам и потолку.
Нижние жильцы говорили о странном арабе. Он наездами жил в соседней квартире и поднимался зачем-то на чердак и даже имел от него ключ. Потом, уже в горбачёвские времена, араб исчез.
Из окна слухового окна была видна панорама Москвы. Я подумала, как романтично здесь по ночам любоваться ночным московским небом.
Может быть, араб тосковал по своей Родине и декламировал восточного поэта, глядя на звёзды?
Ну, что-нибудь типа:
«В морях любви на дне есть жемчуг, и вот оттуда кладь моя…», или
«…Бросив дом, из-за Алеппо, из-за Шама я пришёл…», или
« Ах, не нужен мне лекарь, не нужен врач…».
Ну, что ещё в голову придёт арабу, если он высунется в слуховое окно, выходящее прямо на окна японского посольства?
Видимо муниципальные власти, или кто там ещё, привели в порядок грязный чердак, чтобы странный араб красиво тосковал по родной стороне.
Другим чердакам и подвалам, а заодно и нам, повезло гораздо меньше.
Иногда случай посылал любопытные предметы с помойки или от умерших людей, последнее обиталище которых моя бригада тоже должна была очищать.
Однажды мне позвонил старик с Суворовского, 12. И настоятельно просил меня прийти, потому что после смерти его соседки остались вещи, и он не знает, что с ними делать.
Видимо надо описать и закрыть помещение.
Вообще, на Суворовском, 12 жили бывшие работники министерства финансов – люди небедные, как правило.
На пороге меня встретил старик лет восьмидесяти пяти и проводил в комнату умершей. Вся комната была завалена тряпками, а по периметру стояли вещи. Там была посуда. Какой-то сервиз, ваза из фаянса пятидесятых годов, высокая синяя ваза из стекла. В дальнем углу на комоде – старинный бронзовый подсвечник, на стене висели турьи рога, а на другой стене в старинной резной оправе из красного дерева – большое зеркало. Что-то ещё.
Я остановилась по колено в тряпках и растерянно смотрела на всё это.
Странный старик сказал: «Берите, что хотите».
Решив, что он сбрендил, я уставилась в его ненормально блестевшие глаза и медленно, с расстановкой спросила, знает ли он, что всё это стоит денег и, возможно, немалых.
– Ну, можете заплатить, – со странной
