взревел и произошло это ровно в момент, когда какой-то мужчина, закутавшийся в шарф по самые уши, выходил из арки.
Иван обратил на него внимание, как на единственного представлявшего собой, хоть какое-то движение, опознал в нем отсутствие опасности, а потому выдохнул и продолжил:
– Ну вот и все…, давай поворачивай, объезжай сквер и в сторону проспекта… – Вышедший мужчина, в это время вступил на территорию сквера. Что-то в его походке показалось знакомым, подумалось, сначала, о плохом и, возможно, угрожающем – правая рука была засунута за пазуху, что вызвало подозрение: «Да ладно – меня здесь никто ждать не мог! Да и идет не озираясь, да вообще не готов, „поляну не пасет“ – лошара какой-то!» – вспомнились слова «беруньи» о лохе, который и пострадает, затем поплыли из памяти наркоманы, попадающие именно так в лапы «наркоментов», в основном живущих такими «разработками», вместо того, чтобы накрывать сами точки распространения… Какое-то не хорошее предчувствие царапнуло в области «солнечного сплетения», что прозвучало в голос, совсем громко:
– Да кто же это?… – Хлыст тоже пристально смотрел на идущего, навстречу которому с близстоящих качелей и скамеек уже встали трое – в общем-то все, как всегда. Сейчас встретятся, перекинутся двумя – тремя словами, и рассосутся, будто никого и не было. Так и хотелось думать, и уже улегалась волна беспокойства, как вдруг одновременная догадка достигнув разума, выплеснулась вслух:
– Доктор!…
– Илюха!… – В этот момент машина подъезжала, как раз к тому месту, куда мог подойти через десять – пятнадцать шагов вышедший из подворотни, не обратись прямо сейчас к нему издалека один из вставших и направлявшихся в его сторону. Слова прозвучали громко, были слышны, через открытые окна такси:
– Мужчина, можно вас на минуточку…, стоять, сука, полиция!!!… – Шарф соскочил, оголив лицо Ильи Фоминцева. Совершенно растерявшись от моментально обрушившегося осознания ситуации, в которую он попал сам, усугубленный совершенным безысходом с мамой, с теми больными, ослаблением мук, которых он жил, всем, что рушилось сразу в эту минуту:
– Нет, нет, нет… – Он попытался побежать, на него прыгнули, сбили с ног, заломали руки, посыпались удары, как ребенок он кричал:
– Маааамааа… – Но не от страха, а от отчаяния и понимания, что она не получит сейчас жизненноважной дозы, облегчающей ее нечеловеческие муки, он не попадет домой, за ней некому будет ухаживать, ведь она не ходячая, а значит, ни в туалет, не вымыть, ни накормить, ни вызвать скорую, ни помочь, не быть в последние минуты жизни, не услышать и не сказать последнее «прости», ни поддержать – он не только не помог, но убил ее, точнее убивал медленно, бесцеремонно, совершенно не желая этого:
– Вы не понимаете, вы не можете этого… Да поймите же… – Его никто не слушал, зато радовались очередной чужой трагедии, должной принести, либо деньги, в виде взятки за закрытие дела, которых, разумеется
