раз, а несколько. Отодвинув паспорт брата Антония, Петр задумался:
– Это не Гольдберг. Тот типичный жид, а в этом нет ни капли еврейской крови, сразу видно, – Авраам, в общем, за себя не беспокоился. На рассвете он оставил Эстер в надежном месте, в домике ксендза:
– На этой неделе меня обыскивали, – почти весело сообщил святой отец, намазывая хлеб маргарином, заваривая спитый кофе, – значит, до следующей никто не появится. Немцы аккуратны, все делают по расписанию… – они с Эстер могли бы сразу отправиться в осажденную Варшаву. Доктор Горовиц знала канализационные ходы, которые, в прошлом году, использовали повстанцы, в гетто. Авраам пока так и не вспомнил, где он оставил детей из Мон-Сен-Мартена. Эстер успокаивала его:
– Должно пройти время, милый. Память восстанавливается не сразу… – операция, странным образом, благотворно повлияла на то, что доктор Судаков запоминал сейчас:
– У меня всегда была фотографическая память, – заметил он Эстер, – я труды отцов церкви могу страницами цитировать. Но теперь я и номера стал запоминать, чего раньше никогда не случалось… – узнав от ксендза, что в Прушкуве квартируют русские коллаборационисты, они с Эстер решили задержаться в городке:
– Ребятам, в Варшаве, пригодятся наши сведения, – заметила Эстер, – но мне на улицу днем хода нет, даже в апостольнике… – она поправила белоснежную ткань, облегающую светлые волосы. Жена была права. Снимки сестры Магды Миллер лежали во всех гестапо страны. Авраама фотографировали один раз, при аресте в Кракове. Никто бы не стал рассылать по генерал-губернаторству сведения о пьяном уголовнике, пойманном с морфием и золотом. В подошве ботинок Авраама сейчас тоже лежало золото, вынутое ими из партизанского тайника, в горах.
– Конрад позаботится о том, чтобы его пополнить… – русский курил сигарету из немецкого, офицерского пайка. Аврааму он портсигар предлагать не стал. О чае или стакане воды речь тоже не заходила:
– Очень гостеприимно, – Авраам, незаметно, дернул щекой, – кажется, во всей России один достойный человек остался, Волк. Остальные либо коммунисты, либо коллаборационисты. Да и Волк в Россию не вернется, после войны. Если он выживет, конечно… – сам доктор Судаков намеревался не только выжить, но и увидеть своих детей за маленькими столами, в кибуце, где госпожа Эпштейн кормила ребятишек.
– Она мне велела жену из Европы привезти, так и случилось… – Авраам скрыл улыбку, – но как мерзавец на Питера похож, одно лицо… – власовец, правда, был на голову выше лондонского кузена. Ухоженная ладонь, с серебряным, черненым перстнем опустилась на паспорт Авраама. Доктор Судаков, невольно, отвел глаза от черепа и костей:
– Не просто власовец, а еще и в СС состоит. Вылизал кому-то задницу, до блеска, ублюдок… – оберштурмбанфюрер одним ловким движением сбросил бумаги Авраама в ящик стола.
– Переведите, –
