теперь выходит так, что я должен сбросить в пропасть Квинтариминиэля.
Яханный фонарь.
– Фатик, – простонал сквозь зубы Тулвар. – Все это так ужасно для нашей тонкой душевной организации! Умоляю, ты, подлая помесь шакала и верблюжьей колючки, ишачий пупок на хворых ножках, пес, покрытый паршой, давай же покинем это ужасное место поскорей! Забирай свою уродливую плоскогрудую женщину, и бежим, умоляю тебя на коленях!
– Иди к екру, – сказал я.
Тулвар зарыдал. Повышенная эмоциональность, обретенная бывшим монархом в женском теле, делала его совершенно нестерпимым. Ах да, тем из вас, кто впервые читает о моих приключениях, нужно пояснить. Тулвар – монарх Дольмира, старый тучный селадон, ну, или, чтобы было понятнее – развратник. Именно ему я как-то привез целый воз девственниц, кои оказались, хм, подпорчены. Ныне же, благодаря маске Атрея, которая ведает переселением душ, развратная и самовлюбленная душонка Тулвара перекочевала в тело субтильной магички по имени Дагеста. Маги Талестры совершили, таким образом, государственный переворот, да только Тулвар бежал и попросился под мою защиту. Однако эгоистичная царская натура делала его совершенно нестерпимым.
– Эркешш махандарр![5] – Олник подобрался ко мне и вручил клинок Гхашш, тот самый, что я бросил под ноги Гродару, играя в труса. – Слушай, Фатик, ты давай это… или вперед, или назад, потому что вот тут, на этом самом месте, меня скоро схватит горный карачун или даже гномья курва!
Произнося это, он смотрел на Крессинду (та смотрела на него, в полумраке видно было, как изумленно округлились ее глаза). Горным карачуном и гномьей курвой была именно она. Женщины, женщины, вы воистину и ангелы, и чудовища – все зависит от мужского взгляда.
Ко мне спустился брат, деловито оттирая куском ветоши кровь с топора. Глянул на труп Альбо.
– Да уж, парниша смертельно устал. Не нужно его больше трогать.
– Идем к Оракулу, Шатци[6].
– Обязательно, Фатик. Но сперва… Значит, такое дело… Вот эта крючконосая с маленькими титьками, она была в твоем отряде с самого начала? – Замечу, что уважение к женщине, то самое, глубинное, истинное, ни мне, ни Трампу в Шатци вбить так и не удалось.
– Крючконосая? – задохнулся Тулвар. – Ах ты… И груди нашей милости в полном порядке! Потрогай, какие упругие соски!
– Заткнись, – велел я устало. – Еще слово, и брошу тебя и твои упругие соски рядом с трупами. Нет, Шатци, она навязалась к нам у Самантия. Бесполезная дура. – Замечу без скобок, что мое уважение к женщинам осталось неизменным – но Каргрим Тулвар оставался для меня тем же слабовольным и глупым монархом-мужчиной.
– Фа… ах… о…
– Цыть!
– Ну и добренько. Хе-хе, хы, го! Значит, тебе, ей, трактирщику, и этому твоему… как бишь его?.. карапет такой, не могу его в темноте разглядеть, навроде гриба-поганки. Светит лысиной и воняет паленым. Ты мне скажи, он напился пьян и свалился башкой в костер, верно?
– Гшантаракш гхор!
Я
Значение восклицаний на гномском языке смотри в предыдущих книгах. Но я и так вам скажу – ничего приличного гномы не изрекают.
Название ресторана, которым владеет (владел?) Арнольд Шварценеггер. –
