бы освободиться из своего плена?
– Фи! – господин маркиз. – Неужели вы называете тюрьмой жилище губернатора Мадраса, а леди Блэквуд тюремщицей? Я ожидал большей любезности от французского рыцаря.
Клавалльян разразился громким смехом:
– Милорд, всегда выигрываешь с умным человеком. А я вполне сознаю, что сказал глупость. Однако успокойтесь, я постараюсь исправиться и заслужить ваше доверие.
Оба они расстались мирно, пожав друг другу руки.
Англичанин смеялся над уступчивостью француза, а француз уже составлял в голове план самого дерзкого бегства.
Маркиз вернулся в гостиницу, где ожидал его Виль в страшной тревоге.
– Дитя мое, – сказал он ему, – произошли крайне неожиданные вещи. Война началась снова, и капитан не соглашается перевезти нас во Францию, а поэтому нам придется пробыть некоторое время здесь.
Ребенок посмотрел на молодого человека взором, полным отчаяния.
В его глазах было видно, что эта новость была крайне ему неприятна, и он, казалось, разочаровывался в маркизе, так как до сих пор считал его самым непобедимым героем Франции, самым неистовым любителем побед, который всегда охотно предпочитает смерть рабству.
Все это Клавалльян ясно видел в светлых глазах Виля.
Он почувствовал унижение и оскорбление от мысли, что его любовь к независимости вовсе не так велика, как это казалось.
Но все же это был человек с сердцем, этот Жак де Клавалльян.
Он сказал себе, что если он действительно имел право, даже обязанность, насильно воспользоваться свободой, чтобы лучше служить своему отечеству, то в то же время он не имел права увлекать в свою полную приключениями жизнь одиннадцатилетнего ребенка, которого он почти увез из семьи и лишил вдову сына, на поддержку которого она рассчитывала.
Он начал говорить, подавляя в себе гордость и стараясь подавить дрожь в голосе:
– При таких обстоятельствах ты должен понять, что я не могу тебя держать при себе и забирать тебя от твоих близких. Поэтому я отвезу тебя к матери, и мы приведем наше намерение в исполнение тогда, когда наступит более благоприятное время. Думаю, что это будет скоро.
Он не мог более продолжать, волнение его становилось необычайно сильным. Две крупные слезы выкатились из глаз ребенка.
– О чем ты плачешь? – спросил маркиз.
Виль отвечал, едва сдерживая рыдание:
– Я вижу, что вы не хотите взять меня с собой. Если вы меня отвезете обратно к маме, то это значит, что вы уедете один и опять поступите на службу к Сюркуфу. Однако вы обещали взять меня с собой…
– Мой милый мальчик, – нежно возразил маркиз, – ты достаточно умен для того, чтобы понять, что я не могу впутывать тебя в свои приключения. Что возможно для мужчины, то невозможно для ребенка. Я вовсе не хочу быть причиной твоего несчастья.
– Знаете, –
