еще долгие месяцы я буду разлучен с тобой, с той, которую так сильно люблю! Неужели я буду лишен счастья увидеть тебя с животиком? Ты, наверное, станешь еще привлекательнее…
Оставайся в Париже. Развлекайся. Я страдаю от одной мысли, что ты грустна или печальна. Мне казалось, что я страшный ревнивец, а оказалось, что это не так. Какое испытание – представить себе, что тебя гложет печаль. Чтобы рассеять ее, я скорее сам найду для тебя любовника. Если Жозефина несчастна, если она печальна, значит, она не любит меня…
Скоро ты дашь жизнь другому существу, которое будет любить тебя так же сильно, как и меня. Твои дети и я, мы всегда будем рядом с тобой…»
Он и не предполагал, что эти его искренние излияния прочтет заведенный ею самой любовник и даже начнет копировать страдающего Бонапарта своими уморительными выкрутасами, а жестокая, вероломная Жозефина будет покатываться со смеху от его кривляний.
Бонапарт уже воображал себя счастливым отцом, главой семейства. 18 мая он вновь написал ей милое письмо: «Не знаю почему, но этим утром я испытываю большое удовлетворение. Предчувствую, что ты приедешь, и эта мысль преисполняет меня радостью. Я просто с ума сойду. Как мне хочется видеть, как ты носишь нашего младенца под сердцем. Милая моя женушка, ты скоро родишь ребеночка, красивого, как и его мамочка, он будет любить тебя, как любит тебя его отец, и когда ты состаришься, доживешь до ста лет, он будет твоим утешением и счастьем. Ну а пока не смей любить его больше меня. По правде говоря, я уже начинаю ревновать его к тебе…»
Через неделю, перед отъездом из Милана в Лоди, где расположена его штаб-квартира, он прибегнул в своем очередном письме к хитрости, чтобы вызвать и у нее приступ ревности к нему, – легкое наказание за то, что она ему редко пишет:
«Здесь вчера устроили большой праздник в мою честь: пятьсот или шестьсот элегантных красавиц старались вовсю, чтобы понравиться мне, но ни одна из них не напоминала тебя, ни у одной нет такого нежного, гармоничного лица, как у тебя, которое навсегда глубоко запечатлелось в моем сердце… Ну, когда приедешь? Как проходит беременность? Береги себя, милая, будь весела, побольше двигайся…»
Пользуясь его отсутствием, осмелевшие австрийские войска вновь овладели Миланом. Он тут же вернулся со своими храбрецами, налетел на позиции противника как вихрь и очень быстро рассеял их боевые порядки. В городе вспыхнул антифранцузский мятеж монархистов, и генерал со свойственной ему беспощадностью подавил его быстро, восстановив в Ломбардии строгий республиканский порядок. Он не давал австрийцам опомниться и вскоре своими умелыми, решительными действиями вытеснил их за пределы Северной Италии.
3 июня 1796 года он подписал в Бреши перемирие, в результате чего Неаполитанское королевство вышло из первой антифранцузской коалиции (1792–1797).
Он рвался в Милан, чтобы поскорее встретиться с «беременной» Жозефиной, – он был почему-то уверен, что она уже там. Но, приехав в свой дворец Сербельони, он, к своему великому огорчению, узнал, что ее там нет и что
