из устья туннеля, и, хотя солнце светило по-зимнему неярко, Хорнблауэр на какое-то время ослеп. Пассажиры громко заговорили – голоса их звучали как грохот воды по брезенту. Хорнблауэр сел и, моргая, огляделся. На бечевнике стоял человек с двумя лошадьми, он поймал брошенный рулевым конец, и вместе они пришвартовали баржу к берегу. Здесь сходили многие пассажирки, они начали выбираться наружу со своими кульками и курами. Другие ждали на берегу, готовясь сесть на судно.
– Горацио, – сказала Мария, выходя из каюты первого класса. Маленький Горацио проснулся и тихо ныл.
– Да, дорогая?
Хорнблауэр понял, что Мария заметила беспорядок в его одежде. Он понял, что сейчас она начнет журить его, чистить, опекать с той же материнской заботой, с какой опекает его сына. Только этого ему сейчас не хватало.
– Минуточку, дорогая, с твоего позволения, – сказал он и, неловко ступив на бечевник, присоединился к беседе рулевого и конюха.
– Здесь никого нет, – говорил последний. – И, поверьте мне, до Оксфорда вы никого не найдете.
Рулевой ответил примерно тем же, что и предыдущему конюху.
– Ничего не поделаешь, – философски заметил конюх. – Придется вам ждать грузовое судно.
– Некому править лошадьми? – спросил Хорнблауэр.
– Некому, сэр, – ответил рулевой и, поколебавшись, спросил: – Ведь вы, небось, не согласитесь править парой лошадок?
– Нет, – поспешно отвечал Хорнблауэр. Вопрос захватил его врасплох. Мысль, что придется, подобно несчастному Чарли, править двумя лошадьми, его испугала, и он не успел этого скрыть. И тут же понял, как восстановить свое достоинство и одновременно вырваться из-под Марииной опеки: – Но я возьму руль.
– Конечно, сэр, – отвечал рулевой. – Не впервой вам. А с коняшками я управлюсь. Плевать, что у меня эта штуковина железная.
Он посмотрел на стальной крюк, заменявший отсутствующую руку.
– Очень хорошо, – сказал Хорнблауэр.
– Я так благодарен вам, сэр, – сказал рулевой и в подтверждение своей искренности прибавил несколько непечатных слов. – У меня на это плаванье контракт – два ящика чая, первый китайский урожай. Вы спасли мне несколько фунтов, сэр, и мое доброе имя. Я вам благодарен, как…
И он добавил еще несколько ругательств, долженствующих засвидетельствовать его искренность.
– Хорошо, – сказал Хорнблауэр, – чем раньше мы тронемся, тем раньше будем на месте. Как вас зовут?
– Дженкинс, сэр. Том Дженкинс, рулевой – теперь форейтор. – Он потянул себя за вихор. – Грот-марсовый на «Превосходном», капитан Китс, сэр.
– Очень хорошо, Дженкинс. Тронулись.
Конюх принялся запрягать. Пока Дженкинс разматывал носовой швартов, Хорнблауэр отвязал кормовой и стоял наготове, оставив на тумбе лишь один оборот. Дженкинс неуклюже взобрался в седло и намотал поводья на крюк.
– Горацио! –
