юбках, полусползшем платке, с длиннющими нитками бус и золотыми украшениями, рядом крутились чумазые маленькие цыганята. Приставали к прохожим, просили денег, смеялись громко и неестественно. Люди старались проскочить, не поднимая глаз.
– Дорогой, дай рублик! Я тебе погадаю? Всю правду скажу!
– Вранье твое гаданье! И все вы обманщики и попрошайки!
– Чтоб у тебя все плохо было! Вижу, умрешь скоро!
Махнула рукой в сторону Глеба и ушла.
– Глеб, пойдем, а?
Юра весь сжался точно от холода.
– Да ну ее, ничего мне не будет! Гляди, лошадь черная.
И они подошли поближе посмотреть.
У меня теперь в подъезде тоже цыгане. Алкоголики под нами разъехались, спились совсем, квартиру ЖЭК теперь сдает. Я вижу их каждый день на лестнице, маленькие, побольше, старшие и совсем взрослые – их так много, что кажется, они как тараканы, откуда-то все появляются и появляются. Я думала, они просто нерусские, кавказцы, каких в нашем доме все больше, квартиры часто остаются бесхозными, родственники, так и не находятся, кого-то выселяют через суд за неуплату, а оказалось на этот раз цыгане. При входе в подъезд весит объявление: «Уважаемые жильцы! В ходе следствия было установлено, что в вашем доме продают наркотики. Если вы располагаете какой-либо информацией, позвоните по телефону…». Но никто не звонит, и всем все равно, у нас так уже давно, каждый думает – лучше не связываться, каждый сам по себе. Откуда это, ведь раньше этого не было. По вечерам на кухне, я слышу как за стеной большой, довольно упитанный цыган-отец плачет и говорит что-то на своем цыганском. Они все время носят какие-то коробки и ездят на разбитых жигулях. Мама говорит, что зря я плохо о них думаю, и может это кто-то другой, непонятные узбекские строители со второго или кавказцы с пятого. А я и не думаю, я перешагиваю через использованные шприцы у мусоропровода, как и все остальные.
Через неделю после этого случая Глеб заболел, температура сорок, лежал в полубреду. Врачи не могли понять, в чем дело. Прошло две недели диагноз так и не поставили. Он таял на глазах, не мог ни есть, ни говорить. Клавдия плакала, молилась Богородице, всю ночь стояла на коленях, читала молитвы.
Борис все время ходил за мамой и повторял одно и тоже:
– У меня голова болит! Мама, мамочка, как же у меня голова болит!
Но его не слушали и не замечали. Только потом поняли, что он говорил за брата, который не мог ничего сказать.
Утром Алексей привел какого-то знакомого частного врача. Он поставил Глеба перед собой, посмотрел на него и сразу сказал:
– У него воспаление лобной пазухи! Нагрейте ему полную ванную воды и пусть пропариться!
Никакой ванны в доме, конечно, не было, но у Клавы был большой бак, в котором кипятили белье. Они с Алексеем нагрели воды, посадили туда Глеба, он так обмяк, что они вдвоем его еле вытащили, уложили в кровать. Он спал целые сутки. У них с Борей была двухэтажная кровать, обычно они по очереди спали
