сделала удивленное лицо.
– Ну? – В тоне Людмилы слышалось раздражение. – Он еще ведь и урок вел! Школьникам! Кафедра весь день гудела!.. «Пошлейшие письма Онегина!.. пустой человек… да какое у него образование»! Только руки разве не заламывал! «А жены декабристов ехали к мужьям вовсе не из любви! И что там было!.. что там было!.. кто бы написал на эту тему страшный роман»! И все это подросткам! Звал изгадить еще одну страницу нашей истории! Еще десяток душ. Вбивал. Мало ему…
Лицо Толстовой покраснело:
– Главное – страну в сомнение свалить. Принизить значимость культуры. Величие подвига. Через насмешку, издевку… и ведь до сих пор пускают негодяя в студию! Печатают! Где понять таким слова Пушкина: «Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». С таких уроков и появился школьник из Уренгоя озабоченный безвинно погибшими гитлеровцами. Ошибка не в том, что озаботился, а в том, что прием-то известный. Это потом и победу отберут и его убедят. А пока – Онегин пошляк, да и подвига жен не было. Навязать исключительно косой взгляд на историю. Как литературы, так и событий. И все в один урок!
– Ну, ну, успокойся… Быков веры иудейской, простительно. Да и Пушкина вряд ли читал. Узнавать буковки – не значит понимать. Сама же говорила – пустую голову любит звон, а не мысли. Самолюбование.
– Да нет у него никакой веры. И взрослых ведь сбивает. Вон, у Макаревича башню как сорвало – видать в детстве «Быковы» учили родину любить!
– Близнецы-братья, что хочешь…
– А если бы Крым бандеровцы вырезали, как и обещали? – Людмила не унималась. – Брось Россия его? Как требовал «артист». Кстати, их отцы делали это с размахом во вторую мировую. С теми же евреями. Подзабыл в угаре самомнения? И что бы тогда пел? «Новый поворот»? На факельных шествиях? Так не спасло бы. Ни «Венедиктовых», ни «Макаревичей», ни «Шендеровичей». Потому как место им уготовано и опробовано в ту страшную войну. Безвинно» погибшими. Думать надо. А не верить, что «Тефаль думает за вас». Как говорит мой Самсонов.
– Да что ты все Самсонов, Самсонов… заладила. Мало ли что говорит твой Самсонов.
– Не груби. Самсонов – мой муж. Правду понимает несколько иначе. «Где теплее там и родина» – не про него.
– Может, и про заповеди слышал? – злая ирония не оставляла подругу.
– Слышал. Не убий, не укради и сильно не прелюбодействуй.
Галина рассмеялась так громко, что в зал выглянула официантка.
– Не сильно… говоришь?
– А большинство живет именно так – не убивает, не крадет… остальное в меру – Самсонов правду замечает, – Толстова вздохнула. – Еще поучиться надо.
– Уж не у него ли? Больно остроумен. Не в меру.
– Остроумие всем нравится и такие люди желанны в любой компании.
– Только
