безумная гордость и пьянство. Дальше за этими белокурыми исполинами живут другие народы, которые окутывает утренний туман, они умеют только повиноваться, но господствовать и думать о будущем им свойственно еще менее, чем голубоглазым исполинам с детскими сердцами. Пьют они не меньше, но не так отважны: кто укрощает медведей, тот смеется над волками. Твои же гунны, хотя и ниже ростом и слабее римлян, сынов Азгарда и сарматов, однако их численность подобна песку степей и они могут повиноваться беспрекословно, беззаветно, как собаки охотнику. Тебе они будут повиноваться, как стрела, которую ты кладешь на тетиву лука. Жатва поспела. Хочешь быть моим жнецом? Воспрянь, Аттила! Чудовищная безнравственность Рима, накопившаяся за целое тысячелетие, вопиет ко мне о мщении. Я – бог мести. Хочешь быть мечом моим? Согласен. Если так, то сию же минуту сбрось с себя все человеческое, все малодушное. Будь бесчувственным, как меч в моей руке, покоряйся только моей воле, безжалостно коси зрелые колосья, убивай сотнями тысяч, не щади ни женщин, ни детей, ни стариков. А я тогда возвеличу имя твое перед всеми царями земными и покорю тебе все земли от востока до запада, от севера до юга. Ни хлебные злаки, ни трава не будут больше расти на той почве, которой коснуться копыта твоего коня. И пускай твое имя – покуда звучит человеческая речь – сделается самым страшным словом, означая собой славу и проклятие, гордость и ужас, которым нет сравнения. Ты должен называться бичом божьим, слыть самым великим и самым страшным человеком на земле. Согласен ли ты исполнять то, что я тебе предназначил. Хочешь ли ты этого, Аттила?»
Повелитель гуннов умолк, вглядываясь в искаженное ужасом лицо Хелхала. Потом он продолжил:
– Я дрожал, мне было страшно. Я подумал: «Ведь тебе придется убивать и невинных!» Мне вспомнилось, как ребенком сидел я с братом Бледой на коленях нашей милой матери. Мне стало жаль всех матерей и невинных малюток… Бессмертный прочитал мои мысли. Он дико захохотал. Смех его был страшен, как эхо громовых ударов меж скал. И он воскликнул: «Как, ты колеблешься? Ты не хочешь?.. Хорошо!.. В дунайском лесу, невдалеке от палатки Бледы лежит зарытый в землю мой старый победоносный меч. Король, который найдет его, с той самой минуты – хочет он того или нет, – обратится сам в мой бесчувственный победоносный меч. Значит, твоему брату выпадет жребий быть владыкой мира!»
Бог войны исчез среди грома и молний. Я очутился в темноте. Гора, на которой я стоял, разверзлась под моими ногами – и я полетел в бездонную пропасть, точно тяжелый камень. Кровь пошла у меня изо рта и носа. Наконец, я ударился о землю, чувствуя вкус крови во рту. И вот тут, Хелхал, я опомнился и проснулся. Действительно, у меня текла кровь изо рта. Я лежал на земле, свалившись с постели. У меня начинался горячечный бред. Мне казалось, что я умираю. Была ночь. Тускло теплилась лампада, а надо мною, несмотря на позднюю пору, склонялся какой-то человек.
– Кто это был? – спросил Хелхал.
– Молчи
