и она соглашается ехать куда угодно, только не во Францию: в Бельгию, в Италию, лучше всего – в Чехословакию, где можно будет показать Елене Ивановне внука. Наконец Вера Евсеевна призналась, что прослышала о его любви к другой женщине, Набоков все отрицал. Натянутость в их отношениях выразилась не только в обвинениях и отпирательстве, но и в том, что планы их воссоединения постоянно менялись, будто в шахматной игре. Как сформулировала это Стейси Шифф, в письмах 1937 года «голоса супругов звучат в томительном диссонансе»[30]. Дополнительным осложнением, отразившимся в переписке, стали почти непреодолимые сложности, связанные с получением выездных виз из Германии для Веры Евсеевны и Дмитрия, а для Владимира Владимировича – с поездкой из Парижа в Прагу, где они в итоге воссоединились из-за упрямого сопротивления жены его французскому плану: Набоков приехал туда 22 мая, через Швейцарию и Австрию, минуя Германию.
Через полтора месяца они все вместе, опять в объезд Германии, отправились обратно во Францию и обосновались в Каннах. Набоков признался в измене, – последовали семейные бури, но затем, после того как он поклялся, что все в прошлом, наступило затишье; он же продолжал писать к бывшей возлюбленной. Опасаясь полного разрыва отношений, Гауданини пренебрегла запретом на свидания и 8 сентября приехала в Канны. После краткой встречи он велел ей возвращаться в Париж, поставив точку в их романе. Несмотря на это, им с Верой Евсеевной понадобилось немало времени, чтобы вернуться к прежней близости. Проведя год с лишним в Каннах, Ментоне и на Кап-д Антибе, они отправились на север, в Париж. У Набокова появился американский агент, которая сумела продать «Смех в темноте» (переработанный авторский вариант перевода «Камеры обскуры») издательству «Боббз-Меррил». Однако, несмотря на восторженные отзывы русскоязычных рецензентов во Франции, Англии и США на другие, более сложные произведения Набокова, его проза оказалась слишком оригинальной, чтобы немедленно заинтересовать издателей не из эмигрантской среды. Он так и не получил разрешения на работу во Франции, и ему становилось все сложнее кормить семью литературным трудом. Навалилась бедность, писатель стал выглядеть все более изможденным.
В начале 1939 года, рассчитывая на обретение убежища за пределами Франции, Набоков написал свой первый английский роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». В апреле он поехал в Лондон, где узнал, что на русском отделении Лидского университета открывается вакансия: если ее займет кто-то из сотрудников Лондонского или Шеффилдского университета, то в одном из них освободится место лектора. Письма к Вере Евсеевне в Париж свидетельствуют, что лихорадочный темп, присущий набоковским поискам заработков во время поездок 1936 и 1937 года, стал еще напряженнее. Тем не менее, невзирая на поддержку высокопоставленных русских и английских друзей из мира науки и литературы, из Англии он привез лишь новые дружеские отношения и рассеявшиеся вскоре надежды. Еще одна
