все знают, что Айк свою пару нашёл! У нас ведь посторонние люди бывают очень редко, а сейчас, во время гона, и вообще никто не едет, вон, даже рейсы на это время отменяются! А вы почему от него уехать хотите? – она с любопытством смотрела на Соню, – потому что он вас насильно из леса привёз, да? Вы испугались, наверно, только вы не думайте, что Айк плохой, он хороший, хоть и строгий. Таксисты вас не повезут, потому что он ругать их потом будет, а им его обижать не хочется. У нас любая женщина с радостью бы за него замуж пошла, только ему никто не нужен был. А теперь вот вас нашёл, даже и не волчицу вовсе. У нас в городе есть несколько таких пар, когда жена – человеческая женщина. – она хихикнула, – говорят, они мужей во время гона на цепь сажают, чтобы те со своей любовью уж слишком сильно не приставали.
Соня улыбнулась, представив, как за дверью дома беснуется в волчьем обличье посаженный на цепь Айк. Или он же, в голом виде и на толстой цепи, закрытой на амбарный замок.
– а вы его совсем не любите, да? – Кассирша с интересом заглядывала Соне в глаза, – совсем-совсем? И даже он нисколько вам не нравится?
– Нет! – та возмущённо мотнула головой, – и не люблю, и не нравится! Да и вообще – это уголовное преступление – похищение человека!
– У-у-у, – собеседница разочарованно отодвинулась от Сони, – а все радуются, что он, наконец-то влюбился и теперь у него семья будет! Плохо-то как! – она на секунду задумалась, потом засветилась улыбкой: – а может вы его ещё полюбите? Поживёте с ним и поймёте, какой он классный мужчина? И нам хорошо будет, а то, когда у вожака пары нет, всей стае плохо. Вас как зовут?
– Соня меня зовут, – нехотя ответила девушка, – только вам это ни к чему, я всё равно уеду и забуду о вашем… городишке. Влюбился, говорите? – она иронически хмыкнула, – ну-ну. Он вот исчез сегодня с утра и даже не соизволил сказать, когда появится! Как-то уж очень пренебрежительно его любовь выглядит!
– Вы, наверно, на нас обиделись, за то, что в стае обсуждали, как вы… ну… как Айк с вами в лесу обошёлся, да? – девчонка сочувственно покивала.
Соне не хотелось обсуждать с кассиршей свои душевные страдания, всё же она сказала, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно: – а вы как думаете? Кому будет приятно, что за ним подглядывают, подслушивают, а потом треплются на каждом углу! Да и вообще, публика у вас – как мешком из-за угла стукнутая – все хмурые, мрачные.
Девчонка всплеснула руками: – ой, Соня, вы не знаете, что ли?
– Что я не знаю? С другой стороны, я и знать-то ничего не хочу о том, что у вас делается! – она хотела встать, но собеседница ухватила её за руку и затараторила:
– так ведь Айк велел этим, которые за вами подглядывали, утром быть на заброшенной заимке. Они в пивбаре рассказывали, как следили за вами с вожаком, а он узнал. Говорят, разозлился – ужас, как. Он ведь им запретил болтать об этом, а они не послушались. Теперь
