ахает от восхищения тем, какое чудо сотворили когда-то простые русские мастера.
– Двинем, – предлагает Соловьев, – по Тверской?
– Ты про улицу Горького? – на всякий случай уточняет Осинцев. Он читал, что улица Горького до революции называлась Тверской.
Соловьев кивает.
– Про нее. На Тверской попадаются классные девчонки.
– Ты, я вижу, в столице частый гость, – Осинцев вздохнул, вспоминая свои детство и юность, прошедшие в казармах.
– Первый раз был, когда учился в седьмом. От школы на экскурсию ездили. Ну и пяток раз потом.
Они идут медленно. Наслаждаются видами Москвы. Москвичи, особенно москвички, провожают их долгими взглядами. А как же! Офицеры-то – не по-столичному крепки и при полном параде. Мундиры – с иголочки: пригнаны так, что ни одной морщинки-складочки; сверкают на солнце золотым шитьем. Обласканы офицеры вниманием, в нем купаются.
– Чувствуешь, да? – спрашивает Соловьев, кивая на прохожих.
Осинцев не понял.
– Что именно?
– Видишь, как бабы-то пялятся?
Осинцев иронично замечает:
– Еще бы! Вон, какой молодец!..
– Ты про меня?
– Ну, не про себя же. Куда уж мне?!
– Ты, Лех, тоже ничего… Внешне… Интеллигентности бы тебе чуть-чуть.
– Обойдусь, может быть, и тем, что имею.
Справа – Елисеевский гастроном. Соловьев кивает в ту сторону и предлагает:
– Зайдем? Там – продавщицы… Как с обложки модного журнала – длинноногие и смазливые.
– Не люблю, – признается Осинцев, – впустую шляться по магазинам. Все равно ведь не купишь ничего.
– Не куплю, – соглашается Соловьев, – но зато посмотрю… Есть на что посмотреть. Есть чем глаз порадовать. Бывать, между прочим, в этом гастрономе – престижно.
– Почему? – удивляется Осинцев.
– Ассортимент богаче.
– «Ассортимент» чего, – спрашивает, улыбаясь, Осинцев, – продавщиц или товаров?
– Подколол… Молодец… Тонко, – Соловьев смеется.
Осинцев уже всерьез замечает:
– В любом московском гастрономе выбор, дай Бог, нам, свердловчанам. Колбас несколько сортов и свободно – «Останкинская», «Столичная», «Краковская». От одного запаха голову кружит.
– Мамаша у меня, – в голосе Соловьева вновь появляются хвастливые нотки, – в «Военторге» отоваривается. Иногда дают ей кое-какие деликатесы.
– Вам – дают, – Осинцев умышленно нажимает на слове «дают», – а тысячи других толкутся в очередях по пять-шесть часов (очереди у нас такие же, как в мавзолей у москвичей), чтобы купить палку «Молочной» с подозрительными запахом и цветом.
Соловьев уводит разговор в сторону.
– Знаешь, – он наклоняется в сторону Осинцева, оглянувшись по сторонам,
