Кузнецова». Анатолий Иванович обещает, но говорит, как и принято в партийной среде, округло:
– Сказать ничего не могу. Позанимаюсь и дам знать…
Через месяц, когда Чернавин решил, что дело в очередной раз «швах», Лукьянов позвонил:
– Владимир Николаевич! Помните, мы с вами говорили о Кузнецове?
– Конечно, помню!
– Так вот, по этому вопросу я расцениваю ситуацию как небезнадёжную.
– Что же нам делать? – оживился адмирал. – Ждать или предпринять что-то?
– Я не ручаюсь, что получится, – остановил его сверхосторожный Лукьянов, – но думаю, что можно повторить заход с новыми предложениями.
– Тогда мы этим займёмся?
– Хорошо…
Однако и после этого «хорошо» суеты было ещё «выше крыши»: продолжительные хождения по высоким инстанциям, обсуждения на уровне коллегии Министерства обороны, снова переговоры с Лукьяновым, тот, в свою очередь, опять встречался с Горбачёвым, пока, наконец, Михаил Сергеевич не согласился подписать Указ об очередном присвоении (на этот раз покойному Кузнецову) звания адмирала флота Советского Союза. Произошло это как раз накануне развала СССР и изгнания из Кремля уже самого генсека, упразднения компартии и начала нового вселенского светопреставления.
Как видите, тоже очень смешно получилось, если ещё учесть, что Николая Герасимовича Кузнецова в первый раз разжаловали после войны, которую он, по общему мнению, закончил блестяще, став Героем Советского Союза. Был любим моряками и уважаем руководящими деятелями союзных государств антигитлеровской коалиции, особенно «владычицы морей» – Англии. Черчилль восхищался им, когда на Ялтинской и Потсдамской конференциях, где обсуждались вопросы войны и мира, общался с советником Сталина, высоким, подтянутым, элегантным моряком, прекрасно говорящим по-английски, а главное – в совершенстве владеющим флотскими делами.
А вот на Сталина после Победы накатила новая волна подозрительности, усиленная тем, что с фронта уже возвращались люди, уверенные в своей силе и правоте. Ему постоянно что-то казалось, особенно когда в кабинет входили не те довоенные, забитые страхом истуканы, а увешанные боевыми наградами, известные всему миру ратными заслугами герои, показавшие силу и отвагу на полях сражений.
Вождь использует любую возможность, чтобы показать, «кто в доме хозяин». Вот уже сидит в лубянском подвале главный маршал авиации А. Новиков, а в Суханской темнице, что в Подмосковье, выбивают показания из маршала авиации С. Худякова. Агенты Абакумова и Берии вьют хороводы вокруг людей из близкого окружения Жукова. Из «чуланов» снова извлекается «железная метла», та, что ещё до войны прошлась по советскому генералитету. Вновь наступает воистину страшное время. Мне даже кажется, что звёзды, что на погоны, что на грудь, чаще давали, чтобы потом их публично и с назиданием сорвать, лишний раз показав, что ценится только
