утерла слезы на глазах, но тут и мальчик с девочкой расплакались.
– Я хочу домой! – закричал Гергё.
– К папе! – вторила ему, плача, малышка Эва.
А турки и вправду остановились. Слезли с коней, вытащили кувшины, помыли руки, ноги и лица. Потом стали в ряд на колени, лицом к востоку, и, поцеловав землю, начали молиться.
Невольники молча смотрели на них.
Девушка сошла с повозки, оторвала лоскут от своей сорочки и перевязала им парню ноги. Потом осторожно, бережно надвинула кандалы на повязку.
– Благослови тебя Бог! – произнес парень со вздохом.
– Коли удастся, Гашпар, мы на ночь еще подорожник приложим.
Лицо ее искривилось – казалось, она вот-вот заплачет. Так и плакала она ежечасно; поплачет, поплачет и снова поет ребятам песни: ведь стоило только ей заплакать, как и они пускались в рев.
– Эх, и подвело же брюхо с голодухи! – сказал цыган, присев возле них прямо на пыльную дорогу. – Такого великого поста я еще в жизни не соблюдал.
Возница – тоже невольник со скованными ногами – улыбнулся.
– Я и сам есть хочу, – сказал он, бросив презрительный взгляд на турок. – Вечером сварю такой паприкаш[13], что весь нам достанется.
– Ты что же, повар?
При фамильярном «ты» брови возницы дрогнули, но все же он ответил:
– Только по вечерам. Днем они и обед достают себе грабежом.
– Чтоб им ослепнуть! Чтоб на Масленицу у них ноги судорогой свело! Ты давно у них служишь?
– Три дня.
– А улизнуть никак нельзя?
– Нет. От этих не удерешь! Погляди, какие на мне сапоги. – Возница поднял ногу – раздался звон тяжелых, толстых цепей.
– А вдруг тебе сегодня не придется готовить? – с тревогой сказал цыган.
– Наверняка придется. Вчера я им так вкусно сготовил, что они ели да облизывались, как собаки.
– Хоть бы и мне этак облизнуться! Я уж и позабыл, зачем у меня зубы выросли, только что щелкаю ими с голоду.
– Турки нынче и вином разжились. Вон везут в задке телеги.
– Турки-то ведь не пьют!
– Они как увидят вино, сразу свой турецкий закон забывают.
– Тогда будет и на моей улице праздник! – развеселился цыган. – Я такую песенку сыграю, что они все запляшут.
Кривой янычар и после молитвы не тронулся в путь. В вечерней мгле с вершины горы смутно был виден в долине город, окутанный дымкой, – гнездовье венгерцев. Осиное гнездо!
Турки посовещались меж собой, потом кривой янычар кинул вознице:
– За мной! В лес!
И повозки заехали в лес, подальше от проезжей дороги.
Уже и солнце затонуло за деревьями, сумраком заволокло дубраву. В ясном небе засверкала первая звезда.
Турки нашли удобную лужайку. Янычар развязал
