мешка. Ребята снова карабкаются вверх. И вот оно, то место. Раскидистый дуб огромной кроной накрыл кручу. Сквозь ветви видны станичная площадь, колодец, грузовые машины возле крыльца, два солдата, монтирующие спущенное колесо.
Ребята поднимают ружье на сошники. Мартышка вставляет патрон и начинает целиться. Один из солдат, потный, голый до пояса, набирает из колодца воду и пьёт прямо из ведра. Вода обильно хлещет на мокрое тело. Мартышка подводит прицел ему под грудь. Солдат что-то кричит, весело смеётся, а потом садится на сруб колодца, достаёт из кармана гармошку и начинает пиликать.
– Ну чего ты? – громким шёпотом спрашивает Петруха. – Вали этого жеребца! –
Мартышка молча сопит, целится, но выстрела нет.
– Чего ты телишься? – Петька нетерпелив, он весь на взводе.
– Да, гармошка мешает! – отвечает Мартышка.
– Ты что, рехнулся! – недоумевает Петро, – При чём здесь гармошка? –
Мартын поворачивается к Петрухе: – Нам с тобой гармошка жизнь спасла… Как я буду её стрелять? –
В это время на крыльцо выходит Поповский. Увидев, что вспотевшие солдаты качают колесо, он что-то требовательно кричит в дверь. Оттуда выбегают два полицая и трусят к немцам для помощи. Поповский раскинув руки, сладостно тянется: утро такое прекрасное! Перекрестие прицела медленно подбирается к толстой и самодовольной роже бывшего филармонического конферансье. Лицо Мартына снова приобретает недетское выражение. Глаза сузились, палец постепенно выбирает слабину спускового крючка. Оглушительно грохочет выстрел. Мартышка кубарем слетел с бруствера. Солдаты спрятались за сруб колодца, полицаи попадали на землю, ползут на карачках под машину. С крыльца свисают сапоги с крагами. Пуля угодила Поповскому точно в грудь. Стеклянными глазами он недоумённо смотрит в небо, кровь стекает на траву…
Бросив ружьё, мальчишки стремительно бегут по лесу, на мгновение присев, тяжело дышат:
– Ну, братан, ты дал! – восторженно шепчет Петруха. – Я видел, как его подбросило… Точно в лобешник… –
Мартышка молча сопит, потом скривившись, как от зубной боли, говорит:
– А бабушку они мою как! Козёл! Так ему и надо… – он всхлипывает, зажав лицо руками.
– Уходим! – всполошился Петька. – Уходим… Прекрати ныть… –
Мальчишки, тяжело дыша, бегут дальше в глубину леса…
Землянка партизанского отряда. Мальчишки, оборванные, грязные стоят перед рубленым столом. За ним сидит командир отряда Василий Иванович Семененко, в тюбетейке на лысой голове, нательной рубахе и пьёт холодный чай…
– Да вы садитесь, хлопцы, садитесь! – ласково говорит он. – Значит того изувера вы и завалили. Шум, скажу вам, в станице по сию пору стоит… Туда ему, скотине, и дорога. А про тебя, Мартын, тоже слушок идёт, про гармошку ту самую. Кому сказать, так не поверят… С самим фельдмаршалом поручкался. – Семененко весело хохотнул.
Заходит комиссар отряда, горбоносый, мрачный человек и садится рядом с Семененко.
– И что же тебе Клейст сказал? –
