рукой. – Но не пытайтесь меня унасекомить. У вас этот номер не пройдет!
Иван Петрович нервно прошелся по комнате, ероша седые виски. Подумав, сел за стол.
– Впрочем, я готов! – решительно заявил он. – Зачем заставлять себя упрашивать! К чему это слащавое бабское кокетство?! – Такой антураж вас устроит? – он указал на стол, заваленный рукописями и множеством исписанных листов.
– Вполне! – мгновенно собрался Андрей. – Петя, включай камеру! Хотя погодь! Чашку с алычой убери из кадра.
– А мне можно к Питу присоседиться? Хек-хек-хек… рядком посидеть?
– Мы тебя уже сняли, Харлампий! – огрызнулся оператор. – Хочешь к чужой славе примазаться?
Интервью было занятным. Иван Петрович рассказал, что многие годы проработал ветеринаром, пока не развалился колхоз. Сейчас он на пенсии; все свободное время отдает сочинительству – написанию стихов. На вопрос о том, почему он пишет в такой необычной манере, поэт ответил, что традиционная форма ему давно наскучила.
– Поэтическая мысль не должно быть скована рамками условности, – страстно убеждал поэт. – Поэзия – это мысль в электрическом поле чувства. И эта мысль должна сама рождать форму – ритмику и рифму, максимально действенную в каждом конкретном случае.
– Обычно, ведь что происходит? – продолжал он. – Поэт берет свою мысль и втискивает ее, например, в клетку четверостишия. А мысли подчас бывает тесно в этой клетке, и потому она становится скомканной; либо эта клетка для нее велика – отсюда и лишние слова. Я придумал новую форму и назвал ее смысловой строфикой. Суть ее в том, что мысль сама формирует строфу, отливается в неповторимую форму. Отсюда и ритмика неповторимая. Образно говоря, сочинитель не по шпалам шагает, а как бы идет по лесной тропинке. И рифма у него не чередуется механически, через равные промежутки, как принято, а появляется только там, где она необходима: для усиления поэтической мысли. Все эти средства имеют только одну цель: максимальное воздействие на слушателя. Но редактор районной газеты этого не понимает! Оттого и перестали мои стихи публиковать.
На этом интервью закончилось. Оператор попросил поэта выйти на улицу: написать стихи на воротах. После съемки все вернулись в дом.
– Петя, сними рукопись в руках Ивана Петровича, с переводом на лицо, – попросил напоследок Андрей. – На дальнем фокусе.
– «На дальнем фокусе», – хохотнул поэт. – Ну, никак не можете вы обойтись без ваших фокусов!
– Ваше желание исполнено, шеф! – откликнулся оператор. – Уже отснял!
– Вот и ладушки, – открыл шкаф поэт. – Теперь можно и чайку попить (он достал заварку). – Остался ли у меня сахар…
– Я чай не буду, – заявил Петя. – Я, с вашего позволения, алычи поем.
И поставил себе на колени миску с алычой.
– Вы мне вот что скажите, – обратился он к поэту, уплетая сочные плоды. – Чем, по-вашему,
