нельзя было отвлекаться. Он всегда был готов подловить зазевавшегося всадника. Я терпеливо ждала, пока Бернар закончит тренировку, пока расседлает коня… Он здесь уже два часа, а я не услышала ни слова…
Бернар наконец пришел, держа в руках шлем, вытирая платком пот с шеи, большой, шумный, но невеселый.
– Да! Все плохо. И я тебе расскажу все как есть, ты имеешь на это право. Помнишь, как ты расплакалась весной? Предчувствия тебя не обманули…
Я боялась шелохнуться, начался какой-то неприятный шум в ушах, тело как будто обложили ватой…
Бернар продолжал говорить, но в глаза не смотрел.
– Я по порядку. Уйти из Корпуса Марселю не удалось – такими специалистами не бросаются, но отпустили его на длинный поводок. Он подал документы в Национальную школу администрации «ЭНА», это очень серьезное заведение, там учатся полтора-два года, но поступить туда очень трудно.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? Лучше скажи, как Марсель, что с ним?
– Не спеши, пока я тебе рассказываю, я собираюсь с мыслями, я только с лошади, мозги растряслись… Вот ты ведь знаешь Сорбонну, так она по сравнению с ЭНА – просто курсы кройки и шитья при Доме культуры… Ее окончили Жискар д’Эстен и Жак Ширак, большинство французских премьеров, министров, госсекретарей, депутатов, послов.
– Ну да, да! Хорошая школа! Ты побыстрее с мыслями собирайся!
– Ну, еще немножко: знаешь, там самый главный экзамен – устный, который дает больше всего баллов, «гранд ораль», экзаменаторы задают буквально любые вопросы: какова территория Австралии, какой климат в районе Великих Африканских озер, в чем разница между шиитами и суннитами и т. п.
– Ну и?.. Он его сдал?
– Конечно, он бы – и не сдал! У него было много времени подготовиться.
– Что ты недоговариваешь?
– Ну, самую малость… То, что он вряд ли когда-нибудь к тебе приедет, этот дурак! Возможно, он считает, что отсутствие ноги его оправдывает…
– Ну-ка повтори! Что ты про ногу сказал?
– Ладно. Не избежать объяснений! Слушай. В марте, во время утренних «полетов» по Парижу, он разбился. Первые две недели он был в коме, думали, что не выкарабкается: переломы, ожоги… И, пользуясь его беспомощным состоянием, эти убийцы в белых халатах оттяпали ему ногу! Когда я к нему приходил, он не хотел ни с кем разговаривать, но потом отошел, стал еще в госпитале готовиться к экзамену. Боже мой, эти разговоры о лучших моделях протезов! А потом попросил меня сказать тебе, что он умер! Это тебе-то! Идиот! Начал мне доказывать, что авария была не случайной, что ему никогда не развязаться с Корпусом, что не хочет подвергать тебя опасностям, вообще городил всякую чушь. Я думал, это у него бред, но чем лучше он себя чувствовал, тем чаще об этом заговаривал, а потом взял с меня слово, что я расскажу тебе о его смерти. Вот, я рассказал.
