на немца. Глаза голубые, волосы почти рыжие.
– Какие рыжие? Пегие!
– Натворит делов бригадир. Собирается убить немца, что изнасиловал мать, представляешь!
– Из-за какого-то ублюдка на электрический стул? Глупости. Никого Севка не убьет.
– Электрический стул в Америке. В ФРГ нет смертной казни.
– Плохо ли свет повидать?
Подходили люди из соседнего цеха и присоединялись к обсуждению. Появился Сева, и разговоры смолкли.
– Чего замолчали.
– Всеволод Иванович, правда, едете в ФРГ? – решилась спросить молодая станочница. Сева кивнул. – Зачем, если не секрет?
– Обменяться опытом. Посмотрю, как проклятые капиталисты загнивают, – попытался отделаться шуткой Сева. – Расскажу о нашем житье – бытье, может, кого-то сагитирую в нашу веру.
К разговору подключились пожилые станочники.
– Самого бы не сагитировали, – серьезно заметил степенный дядя Гриша.
– Там умеют! Виски, женщины, стриптиз, – насмешливо поддержал ветерана кто-то из молодых.
– Не насовсем еду. Посмотрю, что за человек, желающий назваться мои отцом. Увижу и вернусь. Отец у меня русский. Попал в плен, потом концлагерь. Встретил там немку и влюбился. Про маму ему сообщили, что погибла в оккупацию, вот и остался в Германии. Побоялся, что отправят в Сибирь, не станут разбираться, как оказался в окружении, а потом в концлагере.
Сева повторил где-то прочитанную историю. Не хотел, чтобы на заводе знали правду. Друзья промолчат, а Надя, если проболтается, ей не обязательно поверят.
В заводское КБ, бывшей жене Севы, с опозданием цеховые новости принесла подружка. Усевшись на высокий табурет, рядом с кульманом Ларисы, делилась новостью:
– Получил разрешение поехать, сечешь? Зачем едет, догадываешься?
– Мы не общаемся, откуда мне знать? – пожала плечами Лариса.
– Убить объявившегося папашу! – радостно, словно отгадала все цифры спортлото, – выпалила подружка.
Лариса сделала вид, её это мало волнует. Краем уха уже слышала, что Сева, оказалось, родился от немца, изнасиловавшего мать в оккупацию. Подробностей и принятого решения бывшим мужем, не знала.
Подружка вскоре ушла, а Ларисе больше не работалось. Рисовала чертиков, вспоминала жизнь с мужем, предупреждения матери, отговаривавшей выходить за Севу.
– Не пара тебе. Работяга… К тому же детдомовский. Все они, знаешь, какие! – Наставляла до свадьбы мать.
– Сдать за два курса и бросить институт… Профессия не нравится, – возмущалась Лариса. – Я, думаешь, в восторге от своей? В нашем городе нет другого института. Решение Севы оставить институт и готовиться к поступлению на заочное отделение университета, – последняя капля, ускорившая их разрыв.
Сева с детства увлекался
