остаётся детдомовцем, – склонялась она к мысли, задумываясь о будущем. Постоянные поиски справедливости, от которых одни неприятности, стремление все раздать, со всеми поделиться, всех пожалеть. Характер не исправишь. Предложили должность мастера, предпочел остаться бригадиром, работать на станке.
Надоело быть женой работяги, постоянно встречаться с его детдомовскими друзьями. Неожиданно перед Ларисой блеснул лучик надежды изменить жизнь. В командировку, на завод, приехал молодой инженер из столичного НИИ. Вся молодежь женского пола от него была без ума, а он начал ухаживать за ней. Поверила обещанию увезти в Москву, а москвич уехал, и о ней не вспомнил. С Севой полный разрыв. Переживая свои неудачи, она не делала попыток помириться.
Лариса поднялась, посмотрела на коллег, продолжавших колдовать над кульманами.
– Я в инструментальный, если кто спросит. – Предупредила и направилась в цех. Поднялась на стеклянную галерею административных служб, остановилась перед дверью с табличкой «Партбюро цеха», постучала, и, не услышав ответа, вошла.
– Можно, Михаил Кузьмич? – обратилась к пожилому мужчине за столом. Он поднял голову от бумаг.
– Что-нибудь срочное? Зашиваюсь с отчетами.
– Правда, что Васильеву подписали рекомендацию для поездки в ФРГ?
– Почему бы нет? – удивился парторг и снова углубился в бумаги.
– Хочу предупредить, Васильев собирается убить своего родственничка. Международный скандал случится. Когда ему в голову что-то втемяшилось, ничто не остановит. Отомстить решил. Нельзя его пускать.
Секретарь цехового партбюро осуждающе посмотрел на Ларису, встал из-за стола, показывая, что не намерен тратить время на глупый разговор.
– Всё у вас, Лариса Николаевна? 3аймитесь своими делами. Запретителей достаточно без нас.
Проводы Севы
Проводы Севы получились шумными. В небольшую комнату набилось десятка два заводских и детдомовских друзей. Женщины помогли накрыть стол домашними салатами и солениями, не только традиционной тушеной картошкой с мясом. Кроме «Столичной» и «Московской», для женщин мужчины выставили белое и красное болгарское вино в длинных бутылках. Галя напекла домашних пирожков, бригада из цеха сбросилась на большой торт.
Тосты в этой комнате обычно произносились за детский дом и воспитателей, за неизвестных родителей. Сегодня прибавились за успешную поездку и благоразумие Севы.
Он, уже навеселе, с рюмкой в руках, рвался произнести тост.
– Спасибо, ребята! Не отвернулись, пришли. Ближе вас у меня никого.
– Родителей не выбирают! – Галя поправила на нем галстук.
– Не было отца, и век не знал бы, – заметил парень из бригады, тоже детдомовец. – Все мы… Я, Василий, Галина, Юрка – дети войны, от кого родились,
