перебрасывал Макса по разным департаментам, назначал заместителем людей, ведущих разные проекты. О том, чтобы искать у тестя поддержки или просить совета в сложной семейной ситуации, не могло быть и речи, а за мыслью о возможном разрыве с Викой неотступно следовала предательская мысль о вероятности продолжения столь стремительно начавшейся карьеры. И тогда Макс выбрал древний как мир способ борьбы с проблемой, которую не удается решить в лоб: стараясь обращать на нее как можно меньше внимания, делать вид, что ее не существует вовсе. Он оставил попытки «поговорить, наконец, серьезно» и, возвращаясь с работы поздними вечерами, измотанный и задерганный, был подчеркнуто вежлив с женой, коротко хвалил приготовленный ужин (об этой функции хранительницы очага Вика не забывала даже в периоды своих самых отчаянных и циничных закидонов) и неизменно удалялся в комнату, которая изначально считалась его кабинетом, а с некоторого времени, по молчаливому согласию супругов, все чаще служила и спальней.
Понятно, что такой образ жизни, накапливая внутреннее напряжение, рано или поздно должен был привезти к срыву, и настал момент, когда Макс, действуя скорее интуитивно, чем расчетливо, договорился с непосредственным начальником о четырехдневном отпуске, не вдаваясь в подробности, объявил жене, что уезжает ненадолго, сел на самолет и улетел в Мурманск. Там он взял напрокат машину (это оказался простой УАЗ, о чем он потом ни разу не пожалел), бросил в багажник палатку, спальник, небольшую сумку с продуктами, на переднее сиденье положил несколько разномасштабных туристических и автомобильных карт Кольского полуострова и начал свое первое «проветривание». Он ехал по дорогам асфальтовым и грунтовым; по дорогам, которые можно было различить лишь по едва заметной в упругом ягеле колее; ехал вообще без дорог, чуть не пробивая головой крышу, когда машина подскакивала на попавшем под колесо камне; с ходу преодолевал вброд небольшие речки и осторожно спускался с крутых склонов. Он старался держаться поближе к морю и обе ночевки устроил на берегу. Макс подолгу сидел у постепенно затухающего костра, мерцающие угли которого медленно затягивались тонкой пленкой серого пепла, и смотрел на свинцовые, холодные даже на вид волны Баренцева моря. Под шум прибоя мысли текли умиротворенно и плавно. Он был один, – и в бешено подпрыгивающей на бездорожье машине и на берегу, под светлым небом северного летнего вечера, не переходящего в ночь, – и впервые в жизни это доставляло ему острое наслаждение.
В течение нескольких следующих месяцев отношения с Викой, хоть и не вернулись на прежний уровень, стали постепенно налаживаться и Макс решил, что «девочка, наконец, перебесилась», хотя по-прежнему не мог объяснить себе период столь странного ее поведения. На работе для него начались времена форсированной учебы: Дарганов стал периодически отправлять зятя на очные и дистанционные обучения по различным программам, – от МВА до психологических тренингов для руководителей. Макс стал
