вы были в «Алтайской Звезде», – полуутвердительным тоном произнес Макс, как бы восстанавливал целостность картины. – Там с вами что-то произошло. Возможно, сейчас вы опасаетесь, что люди с турбазы будут вас преследовать.
Он немного помолчал, ожидая ее реакции. Реакции не последовало: Ирина больше не смотрела на него испуганными глазами, – она молча ковыряла вилкой пельмени, как будто забыв про собственный голод.
– Так почему вас преследуют? Или, лучше спросить: за что?
Она так и не подняла на него глаза.
– За убийство.
Глава 5.
Из города надо было уезжать, – с каждым днем это становилось все очевидней.
Отец приходил с работы мрачный, на осторожные расспросы матери о том, есть ли хоть какие-то обнадеживающие новости, что думают о ситуации сослуживцы, как настроение начальства, отмалчивался или отделывался хмурым «Нормально все», выпивал за ужином не менее двух стаканов водки (привычка, появившаяся в последний год), и, вопреки устоявшейся годами традиции, не включая телевизор, уходил в свою комнату, служившую сразу кабинетом и спальней.
Мать, словно компенсируя отсутствие информации от мужа, сама каждый вечер заваливала его свежими новостями, полученными из телевизора, услышанными на рынке, передаваемыми через знакомых и соседей. Васильевы вчера уехали, продали все – дом, машину, даже вещи, которые не смогли увезти. Бабы на рынке говорили: сегодня ночью еще одну русскую семью вырезали, из квартиры все вынесли, потом вообще дом подожгли. У продавщицы из овощного муж ушел утром на работу – пропал, три дня уже.
Огромный двухэтажный каменный дом, за каменным же трехметровым забором с широкими стальными воротами больше не казался, как прежде, оплотом надежности, стабильности и благополучия. Ни забор, ни ворота не выглядели серьезной защитой от тех, кто, поняв свою полную безнаказанность, мог теперь походя, без излишних проявлений злобы застрелить случайного прохожего, чтобы снять понравившиеся ему ботинки или вытрясти из кошелька мелочь. А такие явные признаки благополучия, как большой дом за глухим забором стали представлять серьезную угрозу, слишком наглядно демонстрируя, что здесь наверняка есть, чем поживиться.
В городе на вымирающих к вечеру улицах почти каждую ночь слышались выстрелы. По телевизору на местном канале передавались приметы поступивших в морги неопознанных трупов, чтобы родственники знали, где их можно опознать и забрать.
Девятилетняя Ира очень остро чувствовала поселившийся в доме страх. В ее жизни вдруг все резко изменилось, и непонимание причин этих изменений, тайные слезы матери по ночам, суровая замкнутость отца и явно наигранный, изображаемый специально для нее оптимизм брата, пугали больше, чем ночные выстрелы. Она больше не ходила в школу: во-первых, русские дети с недавних пор подвергались там постоянным издевательствам, угрозам и, нередко, избиениям, во-вторых, и официальные сводки и слухи были полны сообщениями о бесследных исчезновениях детей, и ей было строжайше
