безнадежный ужас. Одна из крыс задела провод, лампа моргнула, и Ася едва не потеряла сознание от мысли, что будет, если она лишится света.
Каменный стакан с карандашами сам по собой оказался в ее руке. Раздался грохот, застучали осколки.
Ничего не изменилось.
Часы равнодушно пробили один раз. Полпервого? Или она не слышала половины, и уже час? Или даже полвторого?
Все равно – до утра далеко, ночь еще только раскинула сети, и она в них попалась…
Господи, ну хоть бы проверка какая-нибудь пришла, подумалось ей. Хоть бы грабители полезли в информационный центр за компьютерами, чтобы сработала сигнализация и поднялась суета. Хоть бы…
Крысы прыгали. Они в самом деле прыгали, пытаясь забраться к ней на стол. «Удивительно угадывают беспомощность человека…» В самом деле – что она, человек, венец творения, могла конкретного сейчас предпринять ?
Крысиное хрюканье раздалось совсем рядом.
Отпрянув, Ася увидела, что большая горбатая крыса уже бежит по столу; ее даже обдало волной омерзительного, затхлого подвального духа. Дико закричав, она сорвала с ноги туфлю, ударила изо всех сил – раз, еще и еще – и вздрогнула, почувствовав, как острая шпилька каблука угодила в какую-то мякоть. Раздался пронзительный визг, перед глазами мелькнул чешуйчатый хвост, комок бурого меха перевалился через край стола на пол.
Стиснув лампу, она успела заметить красные шарики, катящиеся по гладкому паркету. А потом все крысы, визжа, вдруг сцепились в один серо-бурый клубок, который закружился по полу, рассыпаясь и стягиваясь вновь. Ноги уже не держали; Ася опустилась на корточки. Клубок распался так же неожиданно, как возник – на полу остались клочья меха и несколько белых костей, облепленных чем-то красным.
У нее потемнело в глазах.
«Они прыгнут… и начнут вгрызаться…» Она вдруг заметила перед собой высунувшиеся из-под юбки свои круглые светлые колени, и ей стало дурно. Она подумала про собственное тело.
Раздеваясь в ванной, запертой изнутри на всякий случай, она часто задерживалась перед зеркалом и, испытывая легкий приятный стыд одновременно с тайной гордостью, любовалась собой. Ася очень любила свое нетронутое тело. Особенно нравились ей три родинки вокруг левого соска. И еще – живот; он был плоским, практически детским, но очень приятным на ощупь: стоило ей самой положить на него свою руку, как где-то внутри и пониже что-то сразу начинало отзываться неясным, теплым томлением…. Тело было действительно безупречным – и оно еще только должно было когда-нибудь подарить ей радость своего подлинного предназначения.
А сейчас ей вдруг представилось, как в эту нежную, белую и беззащитную плоть вгрызаются желтые крысиные зубы. И брызжет кровь. Льется кровь. И заливает все вокруг…
Но за что?! Неужели она заслужила это своей еще не длинной жизнью?!
Она закричала отчаянно, почти сразу же сорвав голос, хотя и знала, что на помощь звать некого: в черном здании кроме нее
