о сборщиках налогов, о талье,[1] о подушной подати. Разве не лучше им будет жить, как некогда, под управлением своих сеньоров, чем трудиться ради далекого короля, который в награду присылает на постой армии чужаков…
Он говорил, наклонившись над ней, его руки в кожаных перчатках сокольника упирались в массивные бедра, и Анжелике уже не удавалось избежать его взгляда. Он убеждал ее в своей вере в безнадежное дело, похожее на конвульсивные попытки связанного великана порвать свои путы. Ей казалось, что она видит, как великий крестьянский народ, из которого вышла и она сама, поднимается, напрягается в нечеловеческом усилии, чтобы вырваться из смертельного парализующего закабаления того, кто раньше был сеньором только Иль-де-Франс. Денье, собранные с полей Бокажа, тратятся на развлечения в Версале, на бесконечные войны на границах Лотарингии или Пикардии. Представители знатных имен Пуату, превратившись в слуг, подают королю сорочку или подсвечник, а их поместья остаются в руках недобросовестных управляющих. Другие дворяне беднеют, оставаясь на своих землях, и фискальные службы по клочку растаскивают их земли. И знатные соседи презирают их за то, что они не сумели понравиться королю. Сегодня разорение и голод, как змеи, расползаются по стране с приходом армий, присланных в попрание всякой справедливости и здравого смысла. Они наводят отчаяние на тех, кто растит пшеницу, охраняет стада на пастбищах и собирает плоды, – всех этих крестьян с мозолистыми руками, в больших черных шляпах. И не важно, католики они или гугеноты…
Анжелика все это знала. Но внимательно слушала. Ветер усилился. Она вздрогнула и отвела прядь волос, которая постоянно падала на лицо. Подошел Ла Вьолет и протянул ей манто. Она нервно укуталась. Вдруг она заломила руки и подняла на де Ла Мориньера взволнованный взгляд.
– Да, – воскликнула она, – я помогу вам, но тогда… тогда ваша война должна быть открытой и грозной. Чего вы ждете только от молитв, которые распевают в оврагах?.. Вы должны захватывать города, перекрывать дороги. Вы должны превратить провинцию в укрепленный бастион до того, как успеют прислать подкрепление. Вы должны перекрыть все выходы на севере и на юге… Нужно вовлечь в эту войну и другие провинции, Нормандию, Бретань, Сентонж, Берри… Пусть король признает в вас равного правителя и вынужден будет вступить с вами в переговоры и принять ваши условия…
Порыв Анжелики потряс де Ла Мориньера. Он встал. Его лицо побагровело. Глаза метали молнии. Он не привык, чтобы женщина разговаривала с ним в таком тоне. Но герцог сдержался. Несколько минут он хранил молчание, теребя длинную бороду. Он вдруг понял, что может рассчитывать на необузданную силу этого создания, которое раньше казалось ему подобным всем женщинам. Но теперь он вспомнил некоторые изречения одного из своих дядьев, служившего при Ришелье, который охотно использовал дам в своих шпионских делах или в политических интригах: «Женщины вдвое сильнее мужчин, когда речь идет о подрыве основ города… Даже
