поперечных нефов в мечетях Восточной Анатолии объясняется имевшимся здесь опытом возведения христианских церквей, привлеченным для архитектурного заказа иной религии, иного типа сооружений и решения иных пространственных задач.
В то же время нельзя не отметить, что, в отличие от дворовых арабских и айванных иранских мечетей, в памятниках Анатолии явно уменьшается значение двора, – вернее, внутренний двор останется неотъемлемым элементом анатолийских медресе, заимствовавших айванную планировку, но постепенно перестает быть необходимой частью мечети. Если в Диярбакыре еще сохраняется окруженный зданиями большой двор-сахн, воспроизводящий в уменьшенном масштабе пропорции дамасского прототипа, то в Битлисе двор перед молитвенным залом получен не с помощью архитектурных форм, а за счет понижения рельефа, а мечеть Сиирта, судя по расположению минарета, вообще обходилась без выделенного двора.
Климатические условия Анатолии предопределили приоритет закрытого со всех сторон, изолированного молитвенного зала, к которому, собственно, в последующие столетия и будут зачастую сводиться небольшие турецкие мечети, породив различие между понятиями месджит и джами.[103] В целом ряде больших мечетей сельджукских княжеств XII–XIII вв. роль двора мечети будет играть открытая внутренняя ячейка, иногда позже перекрываемая световым барабаном; но эти памятники станут предметом следующего очерка.
Пока же отмечу, что уже в первые десятилетия сельджукских завоеваний Анатолии возводимые здесь пока немногочисленные мечети становятся не только необходимыми для мусульманского населения культовыми сооружениями, но и инструментом политической пропаганды и объектами архитектурных поисков. Ареал этих объектов примыкает к границам Северной Сирии, зодчество которой именно в рассматриваемый период (до середины XII в.) оценивается как наиболее интрузивная фаза средневековой мусульманской архитектуры,[104] т. е. эпоха осознания классического наследия и взаимопроникновения традиций, в т. ч. христианских. Правда, если Я. Таббаа объяснял эту особенность сирийского материала относительной изоляцией данной территории и как следствие – вынужденным консерватизмом и «томлением в собственном соку» в противовес активному поиску новаций в персидском зодчестве,[105] то применительно к анатолийской архитектуре приходится говорить скорее о сознательном выборе ориентиров в рамках политической риторики Великих Сельджуков, направленной на утверждение легитимности своей власти в северо-западных областях Халифата и тем более на вновь присоединенных территориях Восточной Анатолии.[106]
При этом архитекторы анатолийских памятников не только быстро осваивают работу с непривычным для иранцев, но традиционным для зодчества Анатолии камнем, но и оказываются способны на радикальные самостоятельные (учитывая, как говорилось выше, отсутствие какой-либо «сельджукской традиции») решения,
Под турецким термином
Ibid. P. 29–33.
См. подробнее:
