свободно сообщаться лишь с теми, чья [духовная] атмосфера так же чиста, как их собственная, и на чьи молитвенные каласа (вызывания) они могут ответить без риска осквернить свою небесную чистоту. Когда душа вызывателя достигла Сайадьям, или полной тождественности сущности с Вселенской Душой, когда материя окончательно побеждена, тогда адепт может свободно каждый день и каждый час вступать в общение с теми, кто, хотя и освобожден от бремени своих телесных форм, все же сами продвигаются через бесконечный ряд преображений, входящих в постепенное приближение к Параматме, или великой Вселенской Душе.
Не забывая о том, что христианские отцы для себя и своих святых всегда претендовали на название «друзей Бога», и зная, что этот термин они взяли, вместе со многими другими, из специальной терминологии языческих храмов, – вполне естественно ожидать, что они будут злобствовать каждый раз, когда намекается на эти ритуалы. Так как отцы, как правило, были невежественны и имели жизнеописателей таких же невежественных, как они сами, то мы и не могли ожидать, что найдем в описаниях их блаженных видений ту же изобразительную красоту, какую мы находим у языческих классиков. Независимо от того, следует ли отказать в доверии или же принимать в качестве фактов видения и объективные феномены как отцов-отшельников, так и иерофантов святилищ, – великолепная образность, примененная Проклом и Апулеем в описании малой части конечного посвящения, которую они осмелились раскрыть, совершенно затмевает плагиаторские повествования христианских аскетов, хотя они предназначались быть верными копиями. Повествование об искушении святого Антония в пустыне женским демоном является пародией на предварительные испытания неофита в течение Микра, или меньших мистерий в Агре – это те ритуалы, при мысли о которых Климент так возмущался и в которых была представлена Деметра в поисках дочери, которой она лишилась, и ее добродушная хозяйка Баубо[198].
Не вдаваясь опять в доказательства, что в христианских, а в особенности в Ирландских римско-католических церквях[199] те же самые явно непристойные обряды, как вышеуказанный, просуществовали до конца прошлого столетия, – мы обратимся к не знающим устали трудам честного и храброго защитника древней веры, Томаса Тэйлора. Как бы много возражений его «ошибочным толкованиям» ни находила догматическая греческая ученость, память о нем должна быть дорога каждому истинному почитателю Платона, который больше стремится к постижению внутренней мысли великого философа, чем обращает внимание на чисто внешний механизм его трудов. Более скрупулезный переводчик мог бы передать нам в более правильной фразеологии слова Платона, но Тэйлор показывает нам смысл Платона, и это больше того, что можно сказать о Зеллере, Джовитте и их предшественниках[200]. И еще, как пишет профессор А. Уайлдер:
«Труды Тэйлора получили одобрение со стороны людей, способных к углубленному в труднопонимаемые темы мышлению; и надо признать, что он был наделен высшим даром – даром интуитивного восприятия внутреннего
См. Arnolius, «Oр. cit.». Pp. 249, 250.
См. Inman. «Ancient Pagan and Modern Christian Symbolism».
Переводчики сочинений Платона. –
