заиграл её телефон.
– Лёха! Это ты! Ну наконец-то! Ты на подходе? Сколько тебя ждать?
– Лиза… – Лёшкин голос звучал глухо, – ты прости… я не смогу прийти…
– ЧТООО???
– Я… я заболел… Вот так внезапно… Я просто сам не знаю, мне очень стыдно…
Лиза уже набрала в грудь воздуха, чтобы высказать непостоянному кавалеру всё, чего он заслуживает, но последнее признание растопило её сердце.
– Ладно, Лёшкин, всякое бывает. Я не сержусь. Хочешь, я к тебе приеду?
– Нет-нет-нет! – В его голосе звучал такой испуг, что более опытная в этих делах девица немедленно заподозрила бы, что эту «болезнь» зовут Галя, или Надя, или Анжела, или как там зовут его новую сучку. Но в то время Лиза не то чтобы не знала о том, что любовники изменяют друг другу, а просто не примеряла это к себе. К тому же они не были любовниками, вообще-то… – Лиза, не надо, лучше… ну, потом как-нибудь…
– Хорошо. Я правда не сержусь, Лёша. Поправляйся, милый.
Она отключила телефон и хихикнула при мысли, какую рожу скорчил кавалер, услышав слово «милый». Когда отношения становятся привычными, мы бросаемся нежными словечками, не думая, что они значат. Но на заре любви слово «милый», сказанное девушкой, которая тебе нравится (которая знает, что она тебе нравится, и ты ей тоже, наверное, нравишься – во всяком случае, тебе хочется так думать), способно вызвать шторм в сердце… О, в начале отношений такие слова возбуждают больше, чем разнузданный секс в ролевых костюмах!
Поняв, что её предстоит одинокий вечер, Лиза всё взвесила, и решила остаться. В конце концов, она никогда не бывала на таких вечерах, и ей хотелось попробовать что-то новенькое. Она спустилась обратно в подвал и устроилась на кожаном диване возле стены. Подошла официантка. Лиза заказала зелёный чай с терамису и стала ждать начала выступлений.
Первые выступавшие ей совершенно не понравились. На сцене сменялись творческие личности: молодящийся старичок-флейтист в нелепом пиджаке, толстый курчавый юноша в мятых камуфляжных брюках, возглашавший патриотические вирши, девочка ботанического вида, которая бормотала Ахматову с телефона, полуголая обильно татуированная лесбиянка с пирсингом, которая читала рэп, бомжеватый субъект без возраста, выкрикивавший матерные стихи про то время, когда у него ещё стоял. Одна молодая, но уже жирная бабенция пела какую-то попсовую чушь под фанеру – Лиза вспомнила соотечественников в зарубежных караоке-клубах.
Она брезгливо морщила носик и уже подумывала о том, чтобы уходить, как вдруг…
Как вдруг…
Первый гитарный проигрыш заставил её развернуться к сцене. Первый взгляд на Него – застыть с разинутым ротиком и чашкой на весу.
Это был он. Олаф.
Нет, конечно, это не мог быть он, но это всё равно был он. Такой же рослый, стройный и широкоплечий, только помоложе
