имеет свои особенности. Взрослея, такие нобы предпочитают не выказывать подлинных чувств. Даже перед близкими. Или не так: особенно пред близкими, которых не стоит попусту волновать. Значит, Лионэла сидит тут, чтобы Чиа мирно спала? Можно было понять сразу. Нужно было!
– К бесам Хэйда. Мне интересно твоё мнение, – проворчал Дорн, как-то сразу примирившись с ночным допросом.
– Кто я столице, чтобы иметь право на мнение, – Лионэла наконец отложила платье и позволила себе виноватую полуулыбку. – Все, что я могла – это выбрать время. Хэйд желал устроить встречу в иную ночь, но я отсмотрела все даты, и только в этой ощутила какую-то… нежданную пользу. Редчайшее стечение обстоятельств. Как пояснить? Я – золото, и хотя не могу учуять удачу или же предвидеть беду, но чую людей и их связи. Столица для меня подобна сложнейшей паутине влияний, где любая случайно затронутая нить создает звон и колеблет иные нити. Уже два дня всё вокруг колеблется и дрожит, хотя никто не трогает нити. Как еще пояснить? Словно нечто могучее не вмешивается, но присутствует и способно повлиять, если того пожелает. Как-то так… Могла бы объяснить точнее, сделала бы это ещё с вечера.
– А не сидела в темноте, исколов все пальцы, – усмехнулся Дорн. – Ладно же, признаю: когда я в гневе, могу обидеть кого угодно и не заметить что угодно. И еще ты права, он здесь два дня. Шкурой я учуял это, стал зол и беспокоен… Сэн спит?
– Пустырник, сон-трава и шишечки хмеля, – едва слышно выговорила Лионэла. – Можешь счесть это подлостью. Но один ты или вы двое, мне казалось, это в нынешнюю ночь не имело значения. Мой Сэн всё ещё болен. И я не намерена оправдываться.
– Да уж, заметно, – Дорн расстегнул пояс и отпихнул саблю в сторону. – Если бы я не был так голоден, я бы не был так зол.
Лионэла молча прошла к столику у дальней стены, на ощупь нашла и сдёрнула вышитую салфетку. Сразу запахло острее – курятиной в пряностях, хлебом, крепкой настойкой на травах. Дорн еще принюхивался и щурился, а поднос на ножках – на таких богатым лентяям подают завтрак в постель – уже был пристроен ему на колени.
– Лия, – промурлыкал Дорн, облизываясь.
– Тебя за кусок мяса купит с потрохами самый гнусный лесной разбойник, – улыбнулась Лионэла, и по голосу было понятно, как ей приятно слышать это своё имя, домашнее. – Кто пришёл на встречу, если ты так пылаешь?
– М-мм, с чесночком! Рэкст вроде бы звал его Кукольником… а, даже с имбирём? – вгрызаясь в курятину, невнятно прочавкал Дорн. – Еще звал горглом. О! Начинка из риса с грибами… Первый раз видел бой бесов. М-мм… сама запекала?
– То есть… погоди, бесы? Не один, а больше… оба? Нет, ты сказал «звал», значит, вот кто колебал нити связей, даже и невидимый. Невозможно. Но ладно же. И второй, – голос Лионэлы стал ровно так спокоен, как это случалось с осени при проявлении крайней степени настороженности. – Кто же? Златовласого ублюдка
