кладу рядом с собой блокнот. Чтобы записывать сделанные открытия.
Первая фотография с подписью «Аманда» датирована сентябрем 1988 года. Аманда и Питер. Полная энергии пожилая пара. Они могли участвовать в движении за здоровую старость.
У женщины длинные густые седые волосы, собранные в конский хвост. Сразу видно, насколько она сильная и надежная. Морщины лишь прибавляют ей властности. Тебе бы не хотелось быть у нее в подчиненных. Руководитель? Политик? Кто-то привыкший контролировать людей, даже, пожалуй, толпу.
Мужчина рядом с ней совсем из другого теста. Хоть борода его уже поседела, в волосах еще остались черные пряди, он стоит чуть позади женщины и лишь немногим выше ее. В его улыбке больше юмора, больше доброты.
К нему ты бы обратился за помощью, за советом. К ней – за решительными действиями. Мне не видно его левую руку. На ее руке обручальное кольцо. Если они муж и жена, очевидно, кто в их семье главный.
На фото много и других интересных деталей. Они стоят на крыльце – редкая особенность особняков на нашей улице. Лето: они одеты в футболки, а жимолость, вьющаяся по перилам, в самом цвету.
За ними видны складные садовые стулья, сделанные из дешевого разноцветного пластика. Перед ними стоит маленький овальный пластиковый стол. На нем три пустых стакана и один, заполненный выдохшейся жидкостью янтарного цвета. В правом нижнем углу фотографии небольшое затемнение, может, рука фотографа, просившего пару встать поближе друг к другу.
Солнце, должно быть, за спиной у фотографа, потому что его (ее?) тень падает на шею и грудь женщины.
И вдруг я вспоминаю. Нет, я чувствую. Жара. Навязчивое стрекотание цикад, что были повсюду в том году, – семнадцатилетняя чума, как говорили все, и в этой шутке была лишь доля шутки. Они хрустели под ногами, их размазывали наши дворники, заставляя нас выходить из машины в самые жаркие месяцы лета.
У дома Питера и Аманды был навес над крыльцом, благодаря которому мы могли сидеть снаружи в эти дни, избавляясь от клаустрофобии, от ощущения заточения. Мы ждали Джеймса, который, как обычно, опаздывал.
Мы пили пиво и обсуждали, не пора ли открыть еще по бутылочке, когда Питер решил, что нужно запечатлеть этот момент.
– Какой момент? – спросили мы с Амандой в один голос и рассмеялись.
Питер был невозмутим:
– Этот момент никогда больше не повторится. Момент, после которого все уже не будет таким, как прежде. – Аманда скорчила гримасу, но в целом была согласна на фото.
– А что именно изменится после этого мгновения? – поддразнила я Питера, – Ты хочешь нам о чем-то сообщить? Какую-то откровенность? – Это заставило его почувствовать себя не в своей тарелке.
– Нет, конечно же нет. Ничего такого. – Он поерзал на стуле и поднес стакан к губам, хоть тот уже и опустел.
– Думаю, что это благодарность, – наконец сказал он.
– Странно, если учесть, что сейчас
