старались держаться вместе. Но даже в группе беженцев одинокой девушке может грозить опасность. Я пыталась оберегать других. Я…
Мира помрачнела, и Фернанда ободряюще сжала ее руку.
– Мира и вправду защищала других. Война пробуждает в людях чудовищ, а силы человека ограниченны… – Она заметила рыженьких подростков, ловивших каждое ее слово. – Да. Как я сказала, Мира многих защитила.
Ронда поставила пустой стакан на покрывало.
– Я ничего против сирминиканцев не имею! Ведь наша страна открыта для всех и каждого! У меня среди близких друзей есть сирминиканцы. Я знакома с одним джентльменом, он содержит кафе, где пекут крепери – оно находится у Фонтанной площади. Он мой друг… очень близкий, понимаете? Его блинчики – лучшие в столице. А мне с ним…
– Я знаю о кафе, о котором вы говорите, – вмешалась мать Тэмсин. – Но его владелец – не сирминиканец. Он из Лорандии.
– Нет! Сперва я в его речах вообще не разбиралась! И фамилия у него заканчивается на «о», как у вас у всех!
Последние слова Ронда сопроводила кивком в сторону Миры и ее друзей.
– Его зовут Жан Деверо, – не сдавалась мать Тэмсин. – Я ему белье стирала. Он говорит по-лорандийски.
– И крепери придумали в Лорандии, – добавила я.
Ронда бросила на меня оскорбленный взгляд.
– Теперь и ты мне не веришь? Вот вам и родная кровь! Ладно, какая разница. Сирминиканец, лорандиец… Все разговаривают похоже, и, если честно, мы всегда только и делаем, что болтаем, как сороки, верно?
Когда пару часов спустя пикник завершился, я была этому так рада, что мне стало немного стыдно. А вот остальные девушки заметно приуныли – особенно сильно расстроилась Тэмсин. Все прощались в вестибюле, а кареты уже стояли у крыльца, чтобы увезти гостей обратно в столицу.
Тэмсин вручила матери толстую пачку бумаг, и я догадалась, что письма, которые Тэмсин постоянно строчила, наконец-то попадут по адресу. Тэмсин писала их каждый день, но конечный результат выглядел весьма впечатляюще.
Однако более всего меня потрясло лицо Тэмсин. Если раньше Тэмсин светилась от счастья, то теперь она казалась совершенно убитой. Я никогда не видела у нее подобного выражения. Такой ранимости. Она яростно обняла обоих родителей, а когда подхватила на руки Мэри, то, похоже, едва не разрыдалась.
Мне пришлось отвести взгляд: было неловко наблюдать за подругой в эту минуту.
Ронда стояла рядом со мной. Я потеряла счет выпитым ею стаканам пунша.
– Аделаида, дорогая, – проворковала она, положив руки мне на плечи. – Надеюсь, ты не поленишься навестить свою старую тетку Салли, когда приедешь в столицу. Понимаю, тогда ты уже будешь знатной дамой и все такое, но не забывай, откуда ты родом, девочка. Слышишь?
Ронду услышали и еще несколько человек, которые находились неподалеку: она была навеселе и почти не контролировала звук своего голоса. Я не могла решить, оказал ли мне Седрик добрую услугу, наняв ее, или наоборот.
