услышал тихий неразборчивый шепот, словно с ним вдруг заговорили далекие и непонятные голоса.
Один из камней лег на раскрытую ладонь и стал нагреваться. Остальные шесть начали вращаться вокруг него, с каждым витком светясь все ярче.
Когда через некоторое время принц вышел из Часовни, на его плече остался только багровый шрам.
Стоя на залитой лунным светом поляне и привязанный к дереву, Лурин держал всего один камень, но чувствовал близость трех других. Землянка, где они лежат, – почти в ста шагах. Между ней и принцем – храпящий на земле Медведя, что время от времени громко пускает ветры.
Лурин чувствовал, как его ожоги залечиваются, боль уходит, а в мышцы постепенно вливаются силы. Но из-за того, что камня только четыре, вместо семи, и рядом всего один, исцеление идет медленно.
Время тянется мучительно долго, все его тело словно охватил огонь. Но только теперь этот огонь залечивает и вливает в Лурина силы.
Наконец, принц почувствовал себя способным на действия. Он принялся двигать правой рукой вверх-вниз, перетирая веревку о ствол дерева. На это ушло еще время. Наконец, веревка с тихим звуком лопнула, и Лурин принялся освобождаться от пут.
Все это время он не спускал глаз со спящего к нему спиной разбойника.
***
Медведь не спит уже давно. Пережаренная оленина с хрустевшей на зубах золой уничтожила его сон, желудок превратился в пространство, где бушуют все грозы и смерчи мира.
Он громко выпустил газы. Если бы не его громадный рост и сила да незаменимость в драках товарищи за нескончаемый пердеж давно бы уже его прогнали. По этой же причине летом он всегда спал вне землянки. Заодно – стоял на стреме. Вот и теперь его оставили охранять истерзанного пленника, который, правда, все равно никуда не сбежит.
Вчера Медведь лично помогал его пытать, выжигал у парня на груди узор, которым покойная мама любила расшивать в детстве рубашки. Щербатый велел не трогать лицо – все-таки принц, пусть хоть в гроб ляжет красивым, зато все остальное можно и нужно изрезать-изжечь.
Медведь уже снова было начал проваливаться в сон, как вдруг чуткое разбойничье ухо уловило за спиной шорох, а затем – едва слышный стон.
Он прислушался. Шорох повторился, зашуршало чаще.
«Перетирает веревку гад», – понял Медведь изумленно.
«Ну, ниче, чтоб тебя, – думал разбойник, лежа неподвижно и притворяясь спящим, благо лежал к пленнику спиной, – мимо меня не пройдешь».
Медведь несколько раз, с интервалами издал негромкий храп.
Он услышал, как пленник начал освобождаться от веревок, и приготовился в любую минуту вскочить и проломить ему голову. Медведь ценит добрый молодецкий удар, валящий с ног быка. С Щербатым как-нибудь утрясет. От прилива радостного возбуждения он громко перднул.
В тот же
