знает!
– Ладно! – решился я. – Слушайте!
Никому я об этом еще не говорил – только падре Рикардо. Он-то мне поверил!
– Кажется мне… Ну, в общем, видел я Святую Деву Марию, заступницу нашу милостивую…
Выговорил – и сжался весь. Вот сейчас сеньор Рохас, губами своими улыбочку изобразит!
Нет, не изобразил толстячок. Слушает.
– То есть, сеньоры, я и перепутать мог, мне тогда лет шесть было. Мы с дружком моим, Хуанито, как родители наши, царствие им небесное, с голодухи померли, на юг подались, в Андалузию. Ну, тепло там, хлеб есть. Да как-то погнались за нами собаки, у Хуанито нога подвернулась, упал он, закричал, а я не обернулся даже – страшно! Собаки эти проклятые не отстают – догоняют, много их там было, одни друга моего рвут на части, другие, стало быть, за мной…
За спиной – затихли крики,
Не орет уже дружок мой,
Помер, значит, Хуанито!
Плохо помер – хуже нету!
А канарские ищейки
Мне на пятки наступают.
Лай собачий да ворчанье –
Словно смерть в затылок дышит!
Под ногами – листья, листья,
Лес вокруг, бежать нет силы,
В горле сухо, будто камень
В рот зачем-то затолкнули.
А собаки – ближе, ближе,
Понял я – не убежать мне.
Вот и все, выходит, Начо!
Лучше дома бы ты умер,
Чем попал в собачьи зубы!
Тут деревья расступились,
За деревьями – дорога,
Перекресток и часовня.
Добежать бы! Сил уж нету,
Прыгнул камешек под ноги –
И упал я носом в землю,
Для канарских псов – закуска.
Только слышу голос чей-то,
Тихий голос, ровно шепот:
«Их уж нет! Не бойся, мальчик!
Я всегда с тобою буду!»
Приподнялся – где собаки?
Нет проклятых, ни следочка!
А у старенькой часовни
Словно пламенем одета,
В белом плате, в ризе белой
На меня глядит Она.
– Все ли с тобой в порядке, Игнасио? – спросил дон Рохас, заботливо так спросил. Мне даже не по себе стало.
– Да все в порядке, сеньор, – вздохнул я. – Переволновался только чуток, пока рассказывал. Бывает это!
– Поистине, сеньоры, это самая дивная история! – воскликнул Дон Саладо. – И отдаю я свой голос за то, чтобы признать моего славного эскудеро победителем в этой чудесной игре!
И все с ним согласились, спорить не стали. А я уже в себя пришел, поблагодарил, понятно – и снова странность приметил. Все мы о своем рассказали, а хозяин наш, сеньор Хорхе Новерадо – нет.
Как же так?
Не спалось мне ночью. Ну никак не спалось. И до тысячи считал, и по комнатушке, что мне досталась, из угла в угол ходил. Нет, не так что-то! И с доном Хорхе этим, и с замком. А в башку словно гвоздь забили – ведь приметил я что-то, еще там, у перекрестка! Приметил – а вспомнить не могу. Оно, понятно
