начиналась экскурсия «Одесса военная» нашей первой книги. Песню, посвящённую жильцу дома матросу Железняку (Анатолию Григорьевичу Железнякову), сейчас можно рассматривать как замаскированную рекламу GPS навигации. Поэт Михаил Голодный – Михаил Семёнович Эпштейн – написал:
Он шёл на Одессу,
А вышел к Херсону —
В засаду попался отряд
Занятно, что первый куплет имел два варианта (ниже мы выделили курсивом разночтения) – более печальный для посмертной судьбы Железняка и более торжественный:
В степи под Херсоном —
Высокие травы,
В степи под Херсоном – курган.
Лежит под курганом,
Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк, партизан.
И
В степи под Херсоном —
Высокие травы,
В степи под Херсоном – курган.
Лежит под курганом,
Овеянный славой,
Матрос Железняк, партизан.
Как точно сказал, хоть и по другому поводу, Жванецкий: «Разница небольшая, но очень существенная».
Напротив солидного, но игривого по облику дома Железняка ещё более солидный и имперский дом на углу Гоголя и Сабанеева моста. По крупным, как нам представляется «питерским» деталям фасада безошибочно узнаётся второй из чешских архитекторов нашего города – Викентий Иванович Прохаска[38]. В доме, построенным им же на углу Новосельского и Льва Толстого, жила Мария Александровна Денисова (по мужу – Щаденко) – героиня первой поэмы Маяковского «Облако в штанах».
Так «легко и непринуждённо» мы вернулись к теме этой главы.
Когда в ноябре 1935-го года Лили Уриевна Каган (в замужестве Лиля Юрьевна Брик) – как главный редактор полного собрания сочинений Маяковского – написала второе письмо Иосифу Виссарионовичу Джугашвили[39], она не думала, что это приведёт к повторной смерти поэта. На первой же странице письма, описывающего трудности при издании произведений Маяковского, Сталин написал: «Тов. Ежов[40]! Очень прошу вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
Вторая фраза резолюции – чеканная и ёмкая – на долгие годы стала исчерпывающей характеристикой поэта. Хотя незадолго до этого на Первом съезде Союза Советских писателей сам председатель свежесформированной организации Алексей Максимович Пешков – Максим Горький – в заключительной речи указал: «Говоря о поэзии Маяковского, Николай Иванович Бухарин не отметил вредного – на мой взгляд – «гиперболизма», свойственного этому весьма влиятельному и оригинальному поэту».
Оба эпитета, использованные основателем соцреализма, можно толковать двояко, скорее – даже негативно. Но после ставших широко известными эпитетов Сталина – «лучший» и «талантливейший» – в сознании большинства Маяковский, у которого при жизни были сложные отношения с Горьким, прочно занял место вплотную к «Буревестнику
Первым считается Влодек, даром что он Лев Львович. Впрочем, и Бурлюк, о котором мы вскоре расскажем, тоже Давид Давидович «даром» – в смысле, что тоже не еврей.
Первое письмо, написанное в январе 1931-го, осталось без ответа.
Тогда председатель Комитета Партийного контроля и один из пяти – включая Сталина – секретарей ЦК ВКП(б).
