рассказывал то же самое санчасти, куда он заходил периодически и узнавал о самочувствии Нины. Санчасть последовала впереди всех.
Они помогали тем, кто падал. Раненых они оставили долечиваться в госпитале, которых переправляли на большую землю в машине.
Тех, кто попадал под автоматную очередь, поднимали на телегу, тут же перевязывали, и везли с собой до ближайшего населенного пункта хоронить.
Нину Кузнецов перевез окружным путем на машине, а потом долгое время она лежала в телеге. Когда дня через два ей стало легче, и рана перестала сочиться, она сошла с телеги и пошла пешком. Идти было очень тяжело.
– Старший лейтенант Мельченко, приказываю, не отставай, – часто повторяла Катя, хотя сама еле двигалась из-за постоянного снегопада.
– Так точно, санинструктор Серебрянникова, вперед ша-а-агом арш. Шире шаг. Левой, левой, – Нина смеялась и, кутаясь в шинель и шапку ушанку, ускоряла движение вперед, слегка прихрамывая.
В декабре сорок третьего пятеро партизанских разведчиков переправившись через Днепр, вышли в районе деревни Обидовичи. Им помогли связаться со штабом партизанского движения, который располагался под Гомелем.
– В районе Барсуков находится фашистская часть с танками и пулеметами, – доложил партизан Томашов.
– Они готовятся к наступлению, – подтвердил разведчик Чистый.
– Оставайтесь в дивизии, будете с нами воевать, – предложил командир Кувшинников.
Накануне наступления третьей армии из состава разведроты отобрали группу во главе со старшим сержантом Утукиным. В нее кроме бойцов Трусова и Мышкарева вошли также бывшие партизаны Томашов и Чистый.
Командировка домой
В конце июня по приказу командира корпуса наступавшие войска сосредоточились в двадцати километрах западнее Хомичей, продолжая преследовать врага. Жара стояла нестерпимая. Воды мало. Добытую воду ночью в родничке отдавали раненым. Сопровождать их в тыл доверили Нине. Это совпало с предоставлением ей двухнедельного отпуска.
– Пожалуйста, не волнуйся. Останусь живой, – Кузнецов провожал Нину и постоянно повторял. – Вернешься, отпразднуем победу и устроим банкет, поэтому торопись возвращаться. Приедешь домой, напиши, как доехала. Будем еще танцевать на Красной площади или поедем в Берлин на своей машине, увидим салют в честь празднования, – поцеловал Нину в губы и прижал к себе. – Вот тебе кисет на память, – он достал из кармана галифе красный кисет и вручил ей.
– Нет, товарищ подполковник, наши жизни связаны войной. Забудь обо мне, если сможешь, – Нина обняла и поцеловала Кузнецова в щеку. – За кисет спасибо, что ты меня помнишь, – она взяла кисет в руки и положила в него малую упаковку махорки из вещмешка.
– Дорогая, когда возьмешь кисет и закуришь, представь, что я живой. Моя жизнь связана только с тобой.
– Какая
