держался бы за свои принципы, а не шел на компромиссы и сражался бы честно, вместо того чтобы потакать козням цепистов… Да, Доминго получил именно то, чего заслуживал, но бедная неискушенная Ши погибла напрасно, как и тысячи других азгаротийцев, которых обрек на ужасную смерть ослепленный жаждой мести командир.
Вот что мучительней всего: справедливость случившегося. Не боль в сломанной руке, ноге и ребрах, что не дает уснуть, не жжение в ране на лице, которую цирюльники кобальтовых зашивали с намеренной неспешностью. И даже не бессильная ненависть, что клокотала в нем при виде заклятого врага – Софии, живой и здоровой, с жалостью смотревшей на него. Самая страшная пытка – сознавать, что Холодный Кобальт, убив его сына, не причинила вреда лишь одному человеку из Пятнадцатого полка – самому полковнику, которому так доверяли солдаты и который виновен в их противоестественной гибели.
Да, все так, это папесса И’Хома привела в действие план Вороненой Цепи, а брат Ван дал ему последний толчок. Но даже раздражающе молодая Ши прекрасно понимала, что хороший командир берет на себя ответственность за все неудачи, вместо того чтобы пускаться в нескончаемые оправдания и объяснения. Потому не может быть никаких сомнений: это он, полковник Доминго Хьортт, барон Кокспара, позволил отравить свой полк и сделать из солдат жертв для омерзительного ритуала. И все это ради мести за сына, о котором он на самом деле никогда не заботился, самонадеянного глупца, вполне заслужившего смерть от руки Холодного Кобальта.
Полководец обязан изучить поле боя, прежде чем принимать решение. Не стоило удивляться, что теперь, оказавшись в дураках, Доминго никак не мог обрести покой. Если ему когда-нибудь удастся заснуть, это будет сущее чудо. Но такая гипербола больше годится для театральных подмостков, чем для неудобной койки, и гул просыпающегося лагеря незаметно превратился в колыбельную, погрузившую Доминго в лишенную сновидений дремоту, в которой он бы с радостью остался насовсем…
– Полковник Хьортт!
Как любой старый солдат, проснувшийся оттого, что прозвучали его чин и имя, Доминго попытался вскочить и принять стойку смирно. Трудно сказать, какие части тела болели сильнее: те, что подчинились инстинктивному порыву, или те, что не смогли этого сделать. На глазах выступили слезы, Доминго приподнял голову и постарался расслабиться – он военнопленный в лагере мятежников и уважительно приветствовать здесь некого.
Щурясь в полумраке палатки, он разглядел непорочновскую девушку, которая позвала его, а потом заметил у нее за спиной другой силуэт и бессильно опустил голову на подушку. Вероятно, это и есть генерал, по утверждению Софии командующий кобальтовыми, а рогатая женщина, что стоит позади, несомненно, та ведьморожденная разведчица, что помогла Марото натравить ужасных волков на лагерь Пятнадцатого.
– К вашим услугам, госпожа, – произнес Доминго и прикрыл глаза, наслаждаясь недолгим онемением еще
