вопросы.
Я взяла эту пачку. Прижала салфетки к лицу, и мне стало легче.
– Это естественная реакция, – продолжил папа. – И у вас есть полное право кричать и злиться на меня.
Я отняла салфетки от лица, чтобы взглянуть на него.
– Я сам, бывало, кричал и злился на себя, – признался он, – фактически частенько. Дело в том, Феба, что я долго жил за границей. Но я писал вам обоим по два раза в месяц и еще на ваши дни рождения. Теперь, полагаю, вряд ли вы хоть раз… получали мои письма?
Я покачала головой. Найл уставился на свои руки; он опять начал царапать запястье всеми пятью ногтями, но на сей раз папа его не остановил.
– Я привык надеяться, что хоть одно сможет прорваться, – произнес он, словно сам себе, – хотя бы одно. Каждый год, иногда даже чаще я обращался за разрешением увидеться с вами, но мне неизменно отказывали.
Я представила себе все эти письма, тринадцать на десять получается сто тридцать. А мне и Найлу вместе получается двести шестьдесят. Интересно, что мама делала с ними. Сжигала, выбрасывала в мусорные контейнеры? Эта мысль расстроила меня еще больше, Найл продолжал терзать запястье, а папа продолжал рассказывать. Он говорил, что многие годы каждую неделю пытался увидеться с нами, но мама всегда разрушала его планы тем или иным способом. Он говорил, что истратил все деньги на судебные дела, чтобы получить больше времени для встреч с нами и в законном порядке гарантировать свидания в положенное ему время, но ничего не получилось. Перед отъездом он был уже совершенно сломлен – «сломлен и убит горем», – а потом он встретил женщину и женился на ней. Он говорил, что прилетел этим утром из Нью-Йорка специально, чтобы разыскать нас.
– Я находился в аэропорту Ньюарка – на самом деле прилетел на юбилей моего отца – и внезапно сообразил, что Найлу уже исполнился двадцать один год. Возраст совершеннолетия с юридической точки зрения. Я давно собрался предпринять очередную попытку увидеть вас. Но вот я уже прибыл в Штаты, поэтому мне оставалось просто долететь до Калифорнии, и я решил, что не уеду, пока не разыщу вас обоих. И вот мы здесь.
Он сидел спиной к буфетной стойке. Взял ложку и уставился на нее так, словно в жизни не видел ложек.
– Я никогда не отказывался от надежды увидеть вас обоих, – добавил он, очевидно обращаясь к этой самой ложке. – Не было дня, часа, минуты, когда бы я не думал о вас. И мне хотелось, чтобы вы узнали это.
Я не представляла, что мне делать с этой информацией, поэтому сделала большущий глоток содовой, и она сначала заливалась в меня спокойно, но потом застряла где-то в глубине горла, и я начала давиться и кашлять, а Найлу пришлось хлопнуть меня по спине, и он ударил слишком сильно, как обычно, не способный соразмерить применение своей силы – он вечно разбивал кружки, срывал краны, а при случае и оконные шпингалеты. Заходясь кашлем, я услышала слова Найла.
– Так где же ты сейчас живешь?
– На острове, – ответил папа, или мне послышалось.
– Где? – выдавила я. – На острове? Типа
