отчаянно захотелось обнять Клодетт, нежно прижать ее голову к своему плечу.
– Во Фримонте, – пробормотал он.
– Где?
– В Калифорнии.
Резкий вдох. Он прислушался к затаенной тишине. Это мой дом, подумал он, это шум моего дома, жизни моей жены и детей. Ему захотелось наполнить этим звучанием бутылку, заткнуть пробкой, чтобы открывать ее и принимать содержимое, как лекарство, по мере необходимости.
– Прямо из Ньюарка я пересел на рейс в Сан-Франциско.
– Но… что произошло в Нью-Йорке?
– Я прилетел туда. Я был там. И сейчас я лечу туда обратно. Прямо сейчас. Я еду в аэропорт, чтобы успеть на вечерний рейс. Празднование назначено только на завтра. У меня масса времени.
– Дэниел, что ты делаешь в Калифорнии?
– Я… – он прижал пальцы к глазам. – Я должен был… я хотел увидеть… моих детей. Моих взрослых детей. У меня появилось это внезапное… Мне хотелось попытаться наладить отношения с ними.
– Ох, – растерянно произнесла она. Это явно был не тот ответ, которого она ожидала. Безмолвная пауза. – И тебе удалось?
– Да. Я только что встречался с ними.
– Здорово, Дэниел. Чудесно. Я всегда говорила, что тебе следовало просто неожиданно заявиться к ним. Как прошла встреча?
– Она получилась… – Он умолк, мысленно пытаясь облечь в слова то, что почувствовал, увидев их после столь многолетней разлуки, когда они появились в дверях кафе и направились к его столику. Радость узнавания оттеснялась на второй план ощущением справедливости, глубинным пониманием восстановления нужной связи, вновь обретенного правильного положения. Он понял, что должен чувствовать слесарь, когда удается создать ключ, открывающий старый заржавевший замок, или композитор, нашедший ноту для гармоничного аккорда. Дети изменились, Найл и Феба, и в то же время остались прежними, и сам он, Дэниел, увидев их, исполнился безумным почти бредовым восторгом, разглядывая их волосы, руки, обувь и стиль одежды, так уникально отражавший их индивидуальности. «Ваши лица, – хотелось ему воскликнуть, – ваши знакомые черты от макушки до кончиков ногтей. Достаточно взглянуть на вас обоих…»
Через несколько лет, глухой ночью, Дэниел получит сообщение о том, что Феба погибла в результате несчастного случая, и во время похорон он вдруг осознает, что представляет ее именно такой, какой увидел в тот день, после столь долгого перерыва, в кафе, когда она сидела напротив него за столом: волосы с одной стороны заправлены за идеальное белое ушко, запястье обхватывает амулет, а колени почти касаются коленей брата.
Пока, естественно, он не знал будущего. Никто не знал. Он даже не знал, что всю оставшуюся ее жизнь раз в неделю будет получать письма на электронную почту, что их короткие встречи будут регулярными, когда она будет прилетать в Ирландию или он – в Штаты; он поведет ее в ресторан на ужин, и она сделает заказ для них обоих, и они обнаружат взаимное пристрастие к острому тайскому супу; он еще успеет
