Анна, – А ну-ка, давай, давай, хватит манерничать, – и она насильно вытолкала Настю на середину комнаты.
Из-за своего физического уродства Борис Моисеевич ростом был с Настю. И только руки были длинные, с такими же длинными и цепкими пальцами, как у здоровенного мужика. Эти пальцы с железной бесцеремонностью дотрагивались до Настиной груди, бедер, поворачивали ее, вызывая у Насти приступы тошноты. Она понимала, что то, что сейчас творят над ней – неправильно и некрасиво. Так не должно быть, и мучалась от своего бессилия и отвращения к этому неопрятному старому человеку.
Всю дорогу домой Настя едва сдерживала слезы. «Нет, про это я уж точно Анютке не стану рассказывать», – горько, со всхлипом вздыхала она, сидя на телеге. Настроение было испорчено. День, так хорошо и радостно начавшись, закончился таким мучительным испытанием. И потом еще долгие годы при воспоминании о первых своих взрослых нарядах Настю не покидало чувство гадливости и стыда. Мать, заметив перемену в ее настроении, обеспокоилась:
– Ты что это, как в воду опущенная?
– Не поеду я больше к этому Борису Моисеичу! – зло выкрикнула Настя.
– С чего это ты? – удивилась Анна. – Нам еще на примерку надо будет к нему съездить…
– А чего он меня все щупает и щупает, а Вы стоите и молчите. Противно…
– Дурочка, так он же портной. Как он шить-то станет без мерок?
На примерку Настя, конечно, поехала, но для себя решила, что ни за какие коврижки она не выйдет замуж за портного. Даже под страхом смерти. А если насильно будут выдавать, убежит из дома.
Вечером того же дня женская половина семьи Барабашевых бурно обсуждала события дня, а более всего прилично ли будет на венчание надеть подаренные женихом украшения.
– Наверное, можно, – предположила Нюся. – Если подарил перед свадьбой, значит, хочет, чтобы я в них на свадьбе была.
– А мне кажется, что не пристало будущей матушке венчаться в таких дорогущих украшениях. Да еще и цвет такой – ярко красный, прямо кровавый. Нет, не подойдут они к белому платью. Матушка должна быть скромной…
– Но не монашенкой же, – возразила Нюся. – Хотя с белым платьем точно не вяжутся. Спросить бы кого.
– И что мы в церкви-то были, а не догадались спросить у служек. Они уж точно все знают.
– А ты на второй день их одень, – предложила Настя.
Их обсуждение прервал настойчивый заливистый свист около дома. Нюся вспыхнула краской и подскочила к дверям.
– Ты куда это прыснула? – оторопела Анна. – Не пущу!
– Я только на минутку…
– А ну сядь! – грозно скомандовал из-за печки, где чинил упряжь, Петр. – Без тебя разберусь.
И вышел на улицу.
– Кто-то уже настрекотал, – горько вздохнула Анна. – Не иначе, как Дашка-портниха постаралась. Больше некому.
Барабашевы уговорились промеж себя, чтобы меньше было пересудов по хутору, про свадьбу пока ничего не говорить. Да
